— Вэл?
— Хм? О, простите. — Она покраснела. — Я, гм, буду то же самое.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь немного странной.
— Я в порядке, — заверила Вэл. — Я бы сказала тебе, если бы что-то было не так.
Ложь.
— Я беспокоюсь о тебе, детка. По крайней мере, скажи мне, что ты все еще встречаешься с тем психиатром.
— Мама, — Вэл перебила свою мать. — Ты ведь любишь меня, правда?
Беспокойный взгляд ее матери усилился.
— Конечно, люблю.
— Но можешь когда-нибудь прекратить? Например, если бы я сделала что-то… что-то, что ты считаешь ужасным… — Ее голос сорвался. — Вы с папой перестали бы любить меня?
— Почему ты спрашиваешь об этом? У тебя проблемы, Вэл? — Ее мать отодвинула свой стакан с водой в сторону. — Мы с отцом никогда не перестанем любить тебя. Ты наш ребенок.
Вэл покрутила кольцо на пальце под столом.
«Больше нет, — подумала она. — Теперь я его».
— Иногда я все еще думаю о нем. — Вэл посмотрела на свою мать. — Несмотря на все, что он сделал со мной, я не могу… не могу запретить себе желать его.
Ее мать отвела взгляд.
— Он был хищником. Он тебя выслеживал.
— Что, если я пойду с ним? — наседала Вэл. — Что, если я позволю ему прикасаться ко мне?
Она увидела, как напряглась ее мать.
— Вэл, — сказала она, и Вэл приготовилась к пощечине, жестоким словам, окончательному, разрывающему душу приговору. — Что бы этот человек ни сделал с тобой, ты не виновата.
Кондиционер холодил лицо, которое начало пощипывать.
— Что, если я позволю ему трахнуть меня? — прошептала Вэл.
Мать Вэл взяла в руки салфетку. «Чтобы чихнуть», — подумала Вэл, пока ее мать не издала звук, который Вэл никогда в жизни не слышала от нее, и начала незаметно вытирать глаза.
— Нет, — с усилием произнесла мать. — О, Вэл.
«Она не может даже смотреть на тебя. — Глаза Вэл горели. — Она считает тебя отвратительной. Ты заставила ее плакать».
А потом она подумала: «я никогда не смогу ей сказать».
Она возненавидит меня навсегда.
На столе их запотевшие бокалы покрылись бисером конденсата.
— Вэл, — проговорила ее мать. — О, моя бедная, милая девочка.
На усталом лице матери мелькнуло выражение ярости.
— Пока я жива, я никогда не прощу это чудовище.
Вэл вздрогнула, когда принесли салаты. Она взяла вилку, ее аппетит был начисто уничтожен, взглянула на салат и пробурчала.
— Что это за салат?
— Рубленый салат с жареным чесноком, — напомнила мать, ее голос все еще был немного хриплым. — Как мы и заказывали. Вэл, почему…
— Прости, — Вэл, вскочила с места. Она промчалась мимо официанта, который бросил на нее еще один взгляд, едва не столкнувшись с ней. Она проигнорировала его, слепо схватившись за дверь туалета, и едва добралась до кабинки, как упала на колени и ее вырвало так, что ей казалось, что это никогда не прекратится.
За несколько месяцев она узнала о Гэвине больше, чем за последние семь лет. Он сменил имя, что вполне логично. У него была работа, что тоже имело смысл, но она с трудом могла себе это вообразить; Вэл не могла представить его кланяющимся кому-либо.
Когда она спросила его, где он работает и чем занимается, он ответил неопределенно. Деньги явно не представляли проблемы, но она не уверена, связано ли это с тем, чем он занимается, или с тем, кто его семья. Вэл было интересно, одурачил ли он своих коллег так же легко, как одурачил ее, и какую ложь он им сказал, когда исчез, чтобы выследить ее.
Она гадала, есть ли у него вообще работа; может быть, это тоже очередная ложь?
Самое безобидное, что она узнала о Гэвине, это то, что он до сих пор носит очки в проволочной оправе, которые она помнила еще со школы. Она думала, что это подделка, но он слишком тщеславен, чтобы носить их просто так. Однако сейчас он надевал их, читая книгу, пока она притворялась спящей, одетая лишь только в пижаму.
Он был волком, который ухаживал за ней, только чтобы вырвать ее сердце. Человек, который вручил ей ключи и сказал, какую дверь не открывать, зная при этом, что она почти наверняка это сделает. Короче говоря, он был всем, чего ее учили бояться, но предупреждения казались слишком банальны, злодеи слишком шаблонны, и она не прислушалась к ним.
Он был мужчиной ее снов, да, но все ее сны оказались кошмарами.
А теперь он стал чудовищем в ее постели.
Сегодня ей удалось сбежать пораньше. От того, что он приготовил, ей стало плохо. Вэл верила, что он не отравит ее, но с другой стороны, Гэвин не выглядел удивленным, когда она так быстро ушла, так что, возможно, так оно и было.