— Прости. Я не запомнила. — Женщина натянуто улыбнулась.
Нет, вы не понимаете. Все совсем не так. Это не так…
Она перенеслась в вестибюль гостиницы в Норт-Пойнте с другим осуждающим администратором. О боже. Вэл задрожала от рвотного позыва. О боже.
— Я могу еще что-нибудь помочь тебе?
— Нет, — глухо сказала Вэл. — Ничем.
Сейчас мне никто не может помочь.
Сидя на одном из пластиковых сидений поезда, Вэл собралась с духом, чтобы открыть конверт. Он потрескивал, что означало, что внутри были бумаги. «Еще записки», — подумала она.
Украдкой оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не наблюдает, Вэл развернула металлические зубцы, чтобы открыть клапан. Она осторожно вынула бумаги, лежавшие внутри. Сначала не поняла, на что смотрит, а потом до нее вдруг дошло, и Вэл ахнула, поймав взгляд мужчины, сидевшего рядом с ней.
Откинувшись на спинку сиденья, Вэл снова подняла бумаги так, чтобы только она могла их видеть, и заставила себя посмотреть, по-настоящему посмотреть на них.
Ей пришлось заставить себя понять, что они были реальными.
На первой странице был набросок, который Гэвин показал ей в их последний день вместе. Она, лежащая на кровати, в обморок от изнеможения после того, как он — ее сердце сжалось — изнасиловал ее. Простыни спутались вокруг бедер, на лице застыло выражение трагического покоя. Разбросанные листья и лепестки цветов образовывали пеструю гамму цветов под ее телом, выделяясь на фоне монохромной цветовой гаммы. За ухом у нее заправлена поникшая тигровая лилия, разительный контраст с тщательно затененными прядями ее крашеных черных волос.
Он раскрасил ее губы и грудь в кораллово-розовый цвет с нежностью, которая соответствовала цветам, но остальная часть ее тела была оставлена в различных оттенках серого. Глядя сейчас на изображение, Вэл снова поразилась тому, насколько отвратительно непристойным казался рисунок: каким безжизненным выглядело ее тело, как влажно блестели ее губы. Мерзость, как она называла его тогда, и сейчас Вэл чувствовала то же самое. Его стиль напомнил ей о маньеризме, который она изучала в художественном классе. Искаженные позы, манеры которых были исследованием точности и невозможной красоты. Хотя рисунок отличался от того, что она помнила. Ее глаза были выжжены, коричневая бумага завивалась в двух очень маленьких дырочках.
Сигаретой такое не сделать. Ее мысли были пугающе бесстрастны. Тот, кто это сделал использовал что-то маленькое и металлическое. Разогрел этот предмет и… проткнул бумагу.
Да, именно это ее и беспокоило. Это не было случайным актом осквернения. Действовали преднамеренно. Все спланировав.
Точно так же, как планировалось то, что собирались с ней сделать.
Сердце Вэл готово было выскочить из груди, она быстро перелистнула на вторую страницу и подавила тихий стон. Это была его роза, все еще забрызганная засохшей кровью из перерезанного горла. Желание закричать возникло, как бешеный зуд. Она чувствовала, как оно нарастает, необузданное, и поддаться ему казалось безумием. Но это все похоже на безумие. Нет, нет, нет.
Внизу темно-коричневыми чернилами, очень похожими на пятна (крови), портившие работу, была написана одна фраза, выведенная резким почерком, поражавшая еще больше своей жестокостью:
Ça fait mal mais tu le veux.
Это больно, но ты этого хочешь.
Мередит и Джеки были обе в квартире, когда Вэл, спотыкаясь, вошла, сжимая конверт в очень бледной руке. Они вдвоем уютно сидели на потрепанном диванчике и смотрели «Клуб „Завтрак“», а между ними стояла миска попкорна.
Вэл уставилась на них, быстро моргая, и попыталась придать своему лицу выражение, близкое к нормальному. Почему они дома? Ее часы показывали, что сейчас только 15:30. Они обе, должно быть, рано закончили работу.
— О, привет, Банни, — сказала Джеки. — Хочешь попкорна?
От запаха жирного масла у нее свело живот.
— Н-нет, спасибо, — отказалась Вэл. Могли ли они видеть, как побледнело ее лицо? — У меня есть немного хлеба.
— Куда ты ходила? Обычно ты не отправляешься так рано.
Вэл покраснела, услышав, что за ее привычками наблюдают. Она и не подозревала, что настолько предсказуема.
— Мне нужно было выполнить одно поручение. В… в библиотеке оставили кое-что, что мне нужно было забрать. Книгу, — добавила она неубедительно.
Ее соседки обменялись взглядами.
— Хорошо, — сказала Мередит.
— Я ухожу на работу через час, — сообщила им Вэл, прежде чем отправиться в свою комнату. Она услышала, как снова включился телевизор, они не стали даже дожидаться пока она уйдет. Вэл прислонилась спиной к закрытой двери своей спальни, прижимая кулак ко рту, чтобы заглушить рыдания. Что ей теперь делать? Что она могла теперь сделать?