«Что ты будешь делать, если твой отец явится тебе во сне и начнёт упрекать тебя?» – спросил Леон сам себя и сам же себе ответил: «Пошлю его к чёрту. Есть и его вина во всём случившемся. Надо было думать обо мне раньше, когда я был ребёнком. А теперь простите, господин Портос, но я уже вырос и могу принимать решения самостоятельно. И платить за них тоже».
И всё-таки, несмотря на несомненную опасность, которую представляла его спутница, на все маячащие впереди последствия необдуманного решения и будущие угрозы, Леон, вдыхая парижский воздух, странным образом перемешивавшийся с ароматом духов де Круаль, впервые за много дней, месяцев, а может, и лет, чувствовал себя по-настоящему счастливым.
2. В новую жизнь
Разумеется, Луиза де Круаль Леона не прогнала и не убила. В первой же гостинице, где они остановились на ночлег, произошло то же, что и на корабле по пути из Англии во Францию. И то ли де Круаль настолько понравился сын Портоса в качестве любовника, то ли она оценила все возможные выгоды от его присутствия рядом, но она позволила ему остаться ещё на пару дней, до следующей гостиницы, потом ещё, и так до тех пор, пока они не добрались до Нормандии. Там, на живописном побережье, располагался небольшой особняк, подаренный Луизе в благодарность за некоторые услуги, оказанные Кольберу. Леон не интересовался, что это были за услуги: погружаться в шпионскую деятельность спутницы не входило в его планы, тем более что Луиза была вынуждена если не оставить карьеру шпионки навсегда, то, по крайней мере, сделать значительный перерыв. Тем не менее, оказывая свои «услуги», она сумела накопить немалую сумму денег, так что бедность ни ей, ни Леону в ближайшее время не угрожала.
Особняк был под стать его обладательнице: обставленный с изяществом и вкусом, он не пускал пыль в глаза показной роскошью, но в нём было всё для удобной и комфортной жизни. Даже Леон, никогда особенно не интересовавшийся искусством, засмотрелся на картины, висевшие на стенах, – в основном это были пейзажи, натюрморты либо сцены охоты, на дорогие гобелены, опять же со сценами охоты, на хрупкие расписные вазы и покрытую резьбой мебель, явно очень дорогую. Его кольнула мысль, что он не заслуживает жизни в такой роскоши, что он поселится у де Круаль как нахлебник, не в силах ничем ей отплатить за заботу, и рано или поздно будет вынужден выполнить любой её приказ. И она знает об этом, поэтому и оставила его у себя.
Но к концу их недолгого путешествия Леон чувствовал себя настолько вымотанным, напряжённым и уставшим, что будущее мало беспокоило его. Он был близок к тому, чтобы застрелиться в Лувре, на глазах у де Круаль, его больше не сдерживали ни подчинение Кольберу, ни долг перед Францией, он был готов на самые неожиданные, решительные и отчаянные поступки. Это совершенно новое ощущение свободы и вседозволенности немного пугало бывшего капитана королевских гвардейцев, но в то же время пьянило и кружило голову. Он понимал, что в таком состоянии может быть опасен для кого угодно, включая и самого себя, и де Круаль, и был уверен, что она тоже понимает это.
Должно быть, из похожих соображений Луиза всю дорогу относилась к своему спутнику довольно бережно. Она не говорила, что хочет убить его, не угрожала пистолетом, кинжалом или заколкой, разговаривала с ним мягко, не напоминая о прошлых ошибках, не подсмеиваясь и не упрекая. С любой другой женщиной Леон почувствовал бы облегчение, но с де Круаль, как он знал по опыту, следовало держать ухо востро. У её неожиданной мягкости и сдержанности наверняка есть причина, и причина эта вряд ли в том, что шпионка Кольбера внезапно воспылала к Леону страстью.
В особняке, разумеется, были слуги и служанки, но все они казались бывшему капитану призрачными тенями с одинаковыми лицами и именами, которые он никак не мог запомнить. К появлению нового человека в доме они отнеслись как к должному, видимо, давно разучившись удивляться прихотям своей госпожи. Вскоре после прибытия де Круаль велела приготовить ванну, и Леон, слушая, как обстоятельно слуга расспрашивает её о нужной температуре воды и ароматических маслах, не выдержал.
– Вы не всем своим помощникам вырываете языки? – вполголоса поинтересовался он, когда слуга наконец отошёл.
– Сколько раз вам повторять – я никому не вырываю языки! – она закатила большие зелёные глаза. – Я просто нахожу немых людей – немых по разным причинам. У кого-то язык на месте, просто он нем от рождения... И нет, немые нужны мне только для самых опасных дел – были нужны, теперь-то я вряд ли снова займусь ими. Кто я, по-вашему, чудовище, чтобы вырывать языки всем подряд? И потом, в доме, полном немых слуг, было бы ужасно скучно!