– Мне, если я буду нужен для «самых опасных дел», тоже прикажете вырвать язык? – не отступал Леон.
– Если вы будете продолжать задавать такие глупые вопросы, непременно, – зло откликнулась она. Леон усмехнулся, но что-то в тоне Луизы дало ему понять, что лучше на время действительно прикусить язык и помолчать. Кто знает, сколько в её словах пустой угрозы, а сколько настоящей злости?
– Смотрите, как бы вам потом не пожалеть об этом, когда я буду нужен для... особо важных дел, – заметил он. Луиза лишь фыркнула и удалилась, взмахнув длинными рыжими локонами.
Первой ванну принимала хозяйка дома. Леон в это время бесцельно бродил по комнатам, разглядывая картины и гобелены, переходя от одного окна к другому, пытаясь запомнить расположение комнат и борясь с желанием упасть на кровать в спальне, которую ему отвела Луиза, и погрузиться в сон. Он знал, что проспит всю ночь и следующие полдня, не меньше, потому что в предыдущие ночи спал вполглаза, урывками, и ему не хотелось ложиться на чистую, аккуратно заправленную кровать грязному, в пыльной одежде. Наконец один из безликих слуг, скользящих по коридорам, доложил, что ванна готова, и Леон направился вниз.
Прежде всего он ясно дал понять угодливому слуге, что не нуждается ни в какой помощи, выпроводил того, затворил дверь и огляделся. Ванная комната была светлой, проникавшие в высокое узкое окно лучи солнца делали её ещё более ослепительной, играя на белизне ванны и позолоте, ударяя в высокое зеркало, отражаясь от стеклянных граней множества бутылочек и флаконов, стоявших на подзеркальном столике. Основными цветами здесь были голубой, синий, зелёный и бирюзовый, что приятно удивило Леона – до этого он думал, что женщины всегда предпочитают розовый и жёлтый. Что и говорить, голубой ему нравился больше розового, и он подумал, что в чём-то их с де Круаль вкусы совпадают – например, в любимых цветах или в отношении к Англии.
Скинув пропахшую пóтом и перепачканную пылью одежду, он осторожно погрузился в стоявшую на маленьком зелёном коврике ванну, выдохнул сквозь стиснутые зубы – вода, пожалуй, была слишком горячей. Впрочем, она дала долгожданное ощущение чистоты, и Леон почувствовал, как спадает напряжение, не покидавшее его всю дорогу от Парижа до Нормандии. Он, помнится, вздрагивал от любого прикосновения и дёргался от каждого шороха, не расставался со шпагой, чуть что хватаясь за эфес, и вид у него, по словам де Круаль, был затравленный. Но у этого напряжения имелась и обратная сторона: охватившее его нервное возбуждение Леон мог сбросить только в постели и каждую ночь доводил до изнеможения и себя, и Луизу, под громкие стоны вколачивая её в скрипучую продавленную кровать в очередной гостинице, прежде чем наконец-то провалиться в сон. Утром он сдавленно извинялся, увидев на её белоснежной коже синяки и следы укусов, но де Круаль только усмехалась – похоже, его неистовая страсть ей нравилась.
Сейчас же по телу разливалось тепло, мышцы расслаблялись, и Леон запрокинул голову, чувствуя, как намокают концы волос, но тут же напомнил себе, что будет очень глупо уснуть и утонуть в ванне. Он принялся потихоньку смывать с себя грязь и пот и за этим занятием не расслышал звук открывающейся двери. Когда совсем рядом раздались тихие шаги, Леон резко вскинул голову, намереваясь отчитать слугу, которому он велел оставить его в покое, но возле ванны стояла де Круаль.
Она сменила тёмно-синий дорожный костюм на лёгкое домашнее платье кремового цвета с кружевными оборками, распустила волосы, медными волнами спадавшие по плечам, разулась, и в таком виде казалась моложе и беззащитнее, чем была на самом деле. Леон в первые мгновения попытался прикрыться, но тут же разозлился на себя за это. Они с де Круаль не единожды делили постель, пусть даже и были оба в рубашках, с чего же ему стыдиться своей наготы? Если уж на то пошло, он сложен совсем неплохо, многие бы позавидовали...
– Я ещё не закончил, – пробурчал он, склоняя голову.
– Я знаю, – Луиза подошла ближе и села на пол, с улыбкой заглядывая ему в лицо. – Я пришла вам помочь.
– Благодарю, но я как-нибудь сам справлюсь, – всё так же ворчливо ответил Леон. Луиза закатила глаза – похоже, это движение уже вошло у неё в привычку при общении с Леоном.
– Какой вы всё-таки упрямец, – она покачала головой, потом протянула руку и погладила его по щеке, убрала за ухо влажную светлую прядь, осторожно придержав за подбородок, повернула голову Леона к себе, заглядывая ему в глаза. Он чуть вздрогнул, хотя прикосновение нельзя было назвать неприятным.
– Гладите меня, как домашнего кота, – он мотнул головой, скидывая её руку. – Ещё за ухом почешите!