Пусть не думает публика, что я привожу эту цитату, чтобы вместе с Секстом Эмпириком спорить с халдеями. Мне сейчас не до этого. Просто я наконец решил показать всем читателям то, как я мыслю, — так сказать, поднять краешек завесы, которая обычно у меня здесь опущена.
Итак, думая о гороскопе Лики, я вспомнил книгу Секста Эмпирика. Сразу же вслед за этим (или, точнее, одновременно) мне пришло в голову начало «Тристрама Шенди»: «— Послушай дорогой, — произнесла моя мать, — вы не забыли завести часы? — Господи боже! — воскликнул отец в сердцах… — бывало ли когда-нибудь с сотворения мира, чтобы женщина прерывала мужчину таким дурацким вопросом?»
— Все-таки вы не похожи на стрельца, — сказал я.
— Правда? А мне кажется — похожа. Ведь тут дело не только в созвездиях, но еще и в планетах. И потом, еще одна сложность, — я родилась восьмимесячной.
Известно ли любознательному читателю, что недоношенному ребенку лучше родиться в семь месяцев, нежели в восемь? — это связано с какими-то биологическими циклами в организме матери и плода. В прошлом большинство восьмимесячных детей попросту не выживало. Лика выжила. Это дало мне повод заподозрить какую-то тайну — я подумал, что Лика выжила не благодаря искусству врачей, а потому, что не была дочерью своего отца и родилась нормальным девятимесячным ребенком. Секст Эмпирик и Лоренс Стерн подтверждали это.
Вот вам теперь метод моего мышления: смутной догадки и двух (лучше уж трех) «свидетельств» — шальных цитат, подвернувшихся вовремя (третьей была в данном случае фраза из «Книги Иова» — «погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек»), — двух (трех) свидетельств подобного рода, подтверждающих вдруг мое смутное чувство, — двух или трех независимых, вовремя и ни с того ни с сего залетевших мне в голову разных случайных цитат, проясняющих мглу, — их с избытком достаточно мне для того, чтоб вполне беспристрастно и, конечно, достаточно точно судить о происходящих событиях. Это серьезно, читатель. Если же я иногда ошибаюсь, то только потому, что, увы, слишком уж подвержен всякого рода посторонним влияниям.
Итак, вы узнали: в первый еще день нашего с Ликой знакомства я уже заподозрил, что она не является дочерью своего отца. К тому же на этом примере я изъяснил вам методу своего мышления.
Теперь я держу перед глазами записку этого мнимого отца, и мое внимание привлекает описка, которой заканчивается приведенная выше цитата, — «дочь мая». Он, конечно, хотел сказать: «дочь моя», — но получилось — «мая». Причем дело здесь не в почерке: почерк у него хоть неровный, но каждая буква стоит особняком, как будто он сам придает ей особое значение, — так что спутать в записке «а» с «о» читающему никак нельзя. Это, — подумал я, — описка в каком-нибудь фрейдистском смысле. Но на что намекает эта описка, как вы думаете? Скажу сразу: мне удалось решить эту загадку, да и вы, я надеюсь, уже догадались, в чем дело.
— А почему решили, что ты родилась восьмимесячной? — спросил я Лику.
Она удивилась:
— Но ведь это же должно быть видно…
И вправду, милые читательницы, — как я об этом сам не подумал?!
Я перечитал записку еще раз — с пристрастием! — и обнаружил много нового. Сейчас я еще раз выпишу то, что вам уже знакомо, — выпишу, кое-что выделяя:
«Доченька, понадобится кровь, возьми ее по капле из меня. Ласковая моя дочь, никого у меня нет, только ты и твоя мама. Я так вас люблю обеих, больше всего на свете вас люблю, ду—маю эти месяцы о вас постоянно в своих скитаниях, дочь мая».
Итак, я думаю, вы согласитесь: этот текст мог бы быть составлен и менее приподнято, и более складно — не так ли? И если вы скажете: «возможно, автор волновался, составляя его», — я может быть с вами и соглашусь, спросив только: «а отчего?» Не хотелось бы мне выглядеть в глазах своих читателей педантом, но предмет требует… В общем, кто все и так понимает, может опустить следующий абзац.
Значит, оставим в стороне высокий пафос отца Анжелики и обратим внимание на сами собой выскочившие у него слова: «из-меня-ла», «ков» (коварно), «я-д», «по-ка» (то есть: пока я езжу); далее — «кровь», «блю-ду». «месяцы». «ова» (ово — значит яйцо), и опять его поездки, в которых он мается («маю») в связи с тем, что оставил свой «пост» и не может блюсти («блю-ду» эти «месяцы» (месячные), когда выгоняется яйцо. И особенно его интересует месяц «май», упомянутый несколько раз.