Долгое время Мари сидела перед опустевшим столом, опустив руки и уставившись в пустоту.
Она очень устала.
Ей хотелось, чтобы, где-нибудь была маленькая дыра, в которую она могла бы заползти. Маленькое узкое, темное место, только для нее, без окон, без дверей. Место, которое бы полностью принадлежало ей.
Глава 4
На следующее утро, Мари застала Кэмерона в комнате собирающего чемодан. Значит на этой неделе он собирался на Съезд учителей в Сент-Луисе.
Мари немного удивилась своему безразличию. В прошлом году, когда он объявил, что собирается ехать один она была так обижена и расстроена, так зла и до последней минуты яростно сопротивлялась его отъезду.
Почему тогда ее это так волновало? Теперь ей было все равно. Кажется она была даже рада.
Завтрак прошел так же тихо, как и ужин накануне вечером. Камерон заговорил только один раз – канарейка в окне, услышав, как снаружи щебечут малиновки, начала громко петь. Она пела и пела в исступлении радости.
“Я бы хотел, чтобы ты накрыла чем-нибудь эту птицу!”
Мари встала и накрыла клетку салфеткой, тем самым заглушив всю песню.
Она стояла на крыльце, развешивая толстые веревки для виноградной лозы, когда Кэмерон наконец объявил ей, что сейчас уезжает в Сент-Луис. Она ничего не сказала. Не спросила, как долго он будет отсутствовать, ни какой у него будет адрес, ни найдет ли он время написать; она просто подняла голову и посмотрела на него, а затем вернулась к тому, что она делала. Он постоял с минуту, наблюдая за ней довольно обеспокоенным взглядом, затем развернулся и быстро пошел по дорожке.
Закончив свою работу, Мари подошла к ступенькам и села на солнышке.
Камерон не терпел беспорядка в доме. Если бы он не уехал, она бы не осмелилась оставить посуду для завтрака на обеденном столе, а кухню и кровати неубранными.
Было что-то слегка будоражащее в том, чтобы бездельничать здесь на солнышке, в то время как всю эту работу только предстояло сделать.
Был прекрасный весенний день. Воздух был мягким и ароматным, наполненным сладкими запахами. Со всех сторон щебетали птицы. Мари наблюдала за белыми и желтыми бабочками, порхающими вокруг цветущего куста смородины, и была почти счастлива.
Внезапно от солнца ее скрыла чья-то тень. К ней подошел мужчина, приподнял фуражку и сказал, что у него для нее срочная посылка.
Впервые Мари вспомнила, что сегодня ее двадцать второй день рождения.
Глава 5
Она занесла посылки – их было две – в маленькую неиспользуемую спальню в задней части дома, которая часто служила ей убежищем. Сначала она открыла ту, что поменьше. В ней лежало домашнее платье, которое сшила для нее мать. Легкое, свободное, с тонким кружевом по низу. Она давно таких не носила. Камерон не одобрял такой фасон.
В другой коробке были ее старые вещи, которые она не забрала с собой при переезде: голубая ваза, подаренная Джози ей на шестнадцатилетние; маленькая картина Святой Сесилии, которую она получила в качестве приза в воскресной школе; плетеная корзинка, сделанная дядей Джоном, а в ней стеклянные флакончики с духами, подаренные ее бабушкой; старый песенник с пожелтевшими от старости листами. Мари аккуратно перевернула его страницы. “Сад сна”, “Глаза красавицы”, “В сумраке” — сколько раз она пела каждую из них!
Мари с тоской подумала о своем маленьком пианино, спрятанном в кладовке. Однажды она просила Кэмерона достать его, но он резко ответил, что в доме для него нет места.
На самом дне коробки лежал конверт с письмом и деньгами от родителей. Там же рядом лежал маленький кошелек ракушка. В нем вместе с различными детскими сокровищами, положенными туда давным-давно, она нашла медальон, который ей подарил Роб. Ее добрый друг с внимательными голубыми глазами. Всю осень он работал после занятий в школе до темноты, чтобы заработать денег на покупку этого медальона. Она носила его неделю или две, а потом кто-то подарил ей нитку коралловых бус. Тогда она сняла медальон, убрала в кошелек и вскоре забыла о нем.
Теперь, подрагивающими пальцами с горькой улыбкой она застегнула его у себя на шее.