Она выговорилась, замкнулась в себе, уставилась на свои сжатые руки. Слез уже не было в глазах, все выплакала. Турецкий сочувственно кивал по мере рассказа, а теперь внимательно исследовал ее лицо. Женщина не врала, ей действительно было тяжко в ту ночь. Все произошло именно так, как она рассказывала. Она опознала голоса бандитов, она опознала голос Поличного, который настолько уверовал в свою безнаказанность, что лично явился разбираться с ненадежным «партнером». А теперь был важен каждый нюанс в ее поведении.
— Мне очень жаль, Алена Игоревна, что приходится возвращать вашу память к событиям той ужасной ночи, — проникновенно и тихо вымолвил Турецкий, — но вы уверены, что опознали голос именно Поличного?
То, что она вздрогнула, могло означать все, что угодно. Ужасные воспоминания, страх за будущее. Вздрогнув, она машинально покосилась в сторону — туда, где через столик в темноте сидел человек. А вот такая реакция уже могла предоставить пищу для размышлений. И слова вдовы уже не играли существенной роли.
— Да, это был он, в этом нет сомнений. Я собираюсь подтвердить эту информацию в суде…
«А будет ли суд? — машинально подумал Турецкий. — Или то, что местные органы припасли вдову, — это так, подстраховка на всякий пожарный?»
— Скажите, Алена Игоревна… — он помешкал, не решаясь задать вопрос. Но все-таки решился: — Вы сами опознали этого человека, или господа из органов… как бы это выразиться… ну, словом, подвели вас к этой мысли?
— Что вы хотите сказать? — она приподняла брови, и получилось почти натурально. До абсолютной натуральности не хватило самой малости. Она не была актрисой — могла искренне верить в то, что говорила. «А почему я в это не должен верить? — поразился он. Интуиция — продажная девка, и на кого она сейчас работает — вопрос достаточно интересный. Еще вчера она благоразумно помалкивала, а сегодня вдруг проснулась…»
— А разве я недостаточно ясно выразился? — тихо проговорил Турецкий. — Простите, Алена Игоревна, вопрос, наверное, получился не совсем тактичным.
— Не понимаю, о чем вы, — она пожала плечами. — Не имею оснований жаловаться на зрение, слух и память. На меня никто не давил, милиционеры проявили тактичность, отзывчивость, так им не свойственные, — женщина усмехнулась бледной усмешкой. — Они просили меня вспомнить обо всем по порядку, просили не волноваться, не бояться, уверяли, что предоставят мне федеральную защиту, а если в дальнейшем понадобится, сделают Новые документы, поменяют биографию, место жительства, причем я не потеряю своих денег… вернее, денег Саши… Неприятно об этом упоминать, но ведь деньги в стране пока не отменили, нет?
Какой Голливуд, мама дорогая… Краем глаза он заметил, как поднялся человек, сидящий в глубине зала, приблизился, склонился и сделался очень похожим на начальника отдела собственной безопасности Махонина.
— С вами все в порядке, Алена Игоревна?
— Да, конечно, Дмитрий Сергеевич, — она с усилием подняла глаза, моргнула. — А что со мной может быть не в порядке? Просто я немного устала.
— Вы все выяснили, что хотели, Александр Борисович? — Махонин повернул голову. — Мне кажется, вам дали достаточно времени. Есть ли смысл нагружать без пользы Алену Игоревну?
— Вы правы, Дмитрий Сергеевич, смысла нет. — Склонившийся над ним человек вносил еще больший дискомфорт. — Алена Игоревна все рассказала, вопросы кончились. Спасибо вам большое, Алена Игоревна. Мне очень жаль, что с вами такое случилось.
Ему казалось, что она хочет ему еще что-то сказать, добавить «от себя», но не было ни смелости, ни возможности. Женщина поднялась, взяла сумочку.
— Ко мне у вас тоже нет вопросов? — осведомился Махонин.
— Пока нет.
— Тогда всего доброго. — Махонин манерно поклонился, Взял даму под локоток. Уходя, она бросила на Турецкого прощальный взгляд. Что-то жалобное мелькнуло в больших глазах…