— Осторожнее, Валюша! — крикнул он. Она остановилась, присела, уставилась на него огромными глазами.
— Там тоже кто-то есть, не спеши… — он вывалился за калитку и сразу рухнул в лопухи, которых здесь была прорва. Ну, конечно, не пешком же сюда прибыла расстрельная команда! Два джипа на другой стороне дороги, и из одного как раз кто-то выпрыгивает, сверкая стволом. Он выстрелил, привстав на колено, — бандит убрался за капот.
— Валюша, чеши в лес!
Быстрые ножки протопали за спиной. Он не выдержал, оглянулся: девчонка, пригнувшись, улепетывала к трансформаторной будке. Он вернулся на позицию. Бандит, приободренный молчанием, сделал попытку высунуться из-за капота. Турецкий выстрелил, пуля чиркнула по дорогой машине. Он сместил прицел, ударил в бензобак. Трудно попасть с такого расстояния. Это в кино просто…
Выбрался из лопухов, начал отступать, пятился задом, держа пистолет обеими руками, а когда высовывалась физиономия, стрелял. Героем этот тип явно не был, предпочитал не лезть под пули. Распахнулась калитка, полезли более решительные парни. Но Турецкий был уже далеко. В несколько прыжков он допрыгал до трансформаторной будки, заметался, не найдя там Валюши.
— Турецкий, я здесь, давай сюда! — скорченная фигурка выбралась из тернового куста на опушке, махнула ручонкой.
Двое выбежали из калитки, попадали в грязь. Он не пожалел на них три пули, развернулся, побежал. В спину стреляли — и не было ровным счетом никаких причин, чтобы одна из пуль не нашла свою мишень. Сердце колотилось от страха, он считал оставшиеся метры: восемь, пять, три… Последний рывок, он кубарем вкатился в лес, пополз за ближайшее дерево. Из-за изломанной ветви уже тянулась дрожащая детская рука.
— Хватайся, Турецкий, побежали. Ума не приложу, и как нам это удалось?..
Глава двенадцатая
Везенье было поистине колоссальным. Даже подозрительно. Как говаривал Суворов, раз везет, два везет, надо же когда-нибудь немножко и умения… Они бежали по лесу не очень быстро, берегли дыхание. Спустились в овраг — какой-то бездонный, глуховатый, заросший крушиной и лесным орехом. Турецкий махнул рукой — побежали по пади. Лучше поплутать на случай погони…
Он выдохся первым, упал на колени, пополз к ближайшей гладкокорой ольхе, прислонился к ней, запрокинул голову. Кроны деревьев плясали в бешеном хороводе. Плясали и облака, запрудившие небо. Странно, вроде весь день было ясно. Откуда они взялись? Ладно, пусть будут. Если бы не было облаков, зачем бы мы радовались солнышку?..
Валюша подползла к нему, она судорожно икала, не могла восстановить дыхание. Волосы всклокочены, мордашка измазана — прямо в грязь с размаху шлепнулась. Пристроилась под бочок, дрожала, всхлипывала. Он обнял ее, она доверчиво прижалась к нему.
— Что, Валюша, страшно быть смелой? — прошептал он.
— Ох, не говори, страшно, Турецкий…
— Ты умница, спасибо. Ты в курсе, что от смерти меня спасла?
— Да ладно, расквитаемся… Слушай, нам, наверное, не стоит тут долго лежать. Собак у этих злых дядек вроде нет, но держу пари, они идут за нами. Знаешь, чем мент отличается от вагона?
— Не задумывался.
— Вагон цеплять надо, а мент сам прицепится… Уходить нам нужно, Турецкий, а там уж решать будем, как жить дальше…
— Ты права, Валюша, но, прости, ноги уже не держат и дыркой в боку свищу…
— Ты ранен? — она встревожилась.
— Да нет, они мазилы, это я так, ради красного словца… Давай передохнем еще пару минут и побежим дальше.
— Хорошо, Турецкий… Послушай, а что они сделали с дядей Женей?
— Ты уже взрослая, Валюша, должна понимать… Они его застрелили. Он пытался убежать, а они его…
Она молчала, потом ее плечи стали конвульсивно вздрагивать, девочка плакала. Он обнял ее покрепче, погладил по слипшимся волосам.
— Тогда зачем все это, скажи, Турецкий?.. Зачем он убегал, прятался, голодал тут неделю, если его все равно вот так…
— Порожние разговоры, Валюша, не будем об этом. Мы имеем дело с типичным зверьем, для них нет ничего святого, кроме их преступного бизнеса. Расскажи лучше, как тебе удалось обвести их вокруг пальца?
— Так я ж сообразительная, Турецкий… Помнишь, я пошла погулять? Ты еще крикнул мне в спину, чтобы далеко не уходила. Ежу понятно, что далеко я не пойду, страшно же, господи… Пошаталась по двору, головешку попинала, вдруг слышу, шины так тихо шелестят. Ужас меня охватил… э-э, слово забыла…