— Ты в порядке?
— Господи, что это было, Турецкий? — она с трудом выискивала слова. — Я чуть не обделалась от страха. Зачем она так?.. А как же человек собаке друг?..
— А примерно так же, как человек человеку брат… — он ощупывал ее спину. Крови, кажется, не было, он почувствовал бы липкое. — Пошли, Валюша, пошли отсюда быстрее…
Звук выстрела не остался без внимания. Хлопнуло окно, что-то злобное выкрикнул мужчина. Загремела цепь — еще один монстр перемахнул через изгородь! Турецкий с Валюшей уже бежали к лесу. Она влетела в кусты, а он задержался, стал стрелять. Оглушительный треск вспарывал ночную тишину. Он высадил все оставшиеся пули. Кажется, не попал, но боевой настрой очередного «друга человека» существенно подорвал. Собака заметалась по поляне, отрывисто гавкая, а он вломился в кусты. Упал, поднялся, налетел на дерево…
— Ты где, Валюша?
— Я здесь, Турецкий… — бледная тень вынырнула из-за ствола, прижалась к нему. Он схватил ее за руку, поволок в чащу…
Собака не погналась за ними, но еще долго они не могли остановиться. Пещерная жуть гнала в глухие дебри, под каждым кустом мерещились воспаленные глаза монстра, клацали клыки, способные без усилий прокусить горло. В каком-то овраге они передохнули, он включил зажигалку, снова принялся в мерклом свете обшаривать девчонку. Она скулила, но не от боли — от страха. Псина выдрала из куртки хороший клок материи, до тела не достала. Он тщательно все проверил, вздохнул с облегчением.
— Хорошая вентиляция, — пошутил он, похлопав девчонку по плечу. Она икнула.
— О, господи, я была на волосок от гибели. Знаешь, Турецкий, я это наше приключение, похоже, надолго запомню… И тебя запомню…
Она свернулась в комочек, мелко дрожала.
— Э, так не пойдет, — спохватился он, — вставай с земли. Не хватало нам еще к утру обзавестись двусторонним воспалением легких.
Незадолго до полуночи они выбрались из леса и с интересом уставились на раскинувшуюся в низине деревню. Вернее, это делал только Турецкий, а Валюша дремала, прижавшись к его боку. Горбатые крыши, словно спящие верблюды, очерчивались в ночной хмари. Это не Тасино — в Тасине, насколько он помнил, не было речушки, а здесь имелась довольно энергичная «переплюйка», снабженная мостиком. Они утонули в высокой траве, через несколько минут вышли на грунтовку, а оттуда уже и до мостика было рукой подать. Истертые бревна скрипели под ногами. Валюша проснулась, тревожно завертела головой.
— Учти, Турецкий, если на нас и здесь собака покусится, я точно не переживу.
— Мы оба не переживем, — «успокоил» он, — поскольку патроны у нас благополучно кончились.
— На, держи, — она подняла с земли увесистую палку и сунула ему в руку. — Если что, отмахивайся.
Деревня спала, ни в одном из окон не горел свет. В сельской местности люди рано ложатся и рано встают. В глубине дворов монотонно тявкала собака — судя по тембру, отнюдь не детище сэра Баскервилля. Он чувствовал, как Валюша напряглась, тяжело задышала. Похоже, аллергией на четвероногих она обзавелась до конца жизни. Соваться в деревню было глупо. Они свернули за мостом, спустились на едва заметную в лунном свете тропинку вдоль берега. Молча шли, по мере сил помогая друг другу не сорваться с обрыва в воду.
— Может, сполоснемся? — она остановилась возле крохотной бухточки, заваленной камнями, уставилась на лунную дорожку, разрезающую водную гладь.