Общим для немногих наших соотечественников, стремящихся не к реставрации давно минувших веков жизни христианской Церкви, а к живому христианству нынешнего дня, является то, что в Католической Церкви получило название «аджорнаменто» и «аппрофондименто». Разумеется, многие из них могли и не слышать таких итальянских слов. Просто мы живем в одном мире, и подобно тому, как совпадают настроения наших и карловацких реставраторов старины, на деле приводящие лишь к стилизации под старину, совпадают и устремления христиан у нас и на Западе, если они ищут подлинно живого, творческого, современного христианства. Слово «современного» не должно нас пугать. Дело совсем не в том, что кто–то стесняется «несовременности» Евангелия или с каким–то тайным комплексом неполноценности стремится «не отстать от времени». Во все времена, как и сейчас, никогда не было ничего более современного, чем Евангелие. Но оно всегда должно быть проповедуемо с учетом того мира и тех людей, которые реально существуют вокруг. Эта проповедь должна основываться не на теоретических построениях и богословских спекуляциях минувших веков, в значительной мере утративших свою актуальность, а давать ответы на сегодняшние проблемы, волнующие и тревожащие наших современников. Евангелие есть слово жизни, а не абстрактные интеллектуальные схемы. Именно это и подразумевается под словом «аджорнаменто» — буквально «идти в ногу со временем». Другое слово — «аппрофондименто» — означает глубокое богословское осмысление как самого Священного Писания в свете достижений современных наук, так и тех проблем, которые ставит перед христианством современная жизнь. Именно эти два направления являются общими для наших думающих священников, ищущих новые пути, формы и слова для того, чтобы вечное Слово Жизни достигало сердец и преображало их.
Говоря о жаждущих пробуждения, сейчас уже нельзя не сказать об отце Александре Мене, убитом ударом топора рано утром 9 сентября 1990 года неподалеку от своего дома, когда он шел на воскресную службу в храм. Несмотря на то, что об этом человеке уже много написано и сказано, нельзя не сказать о нем несколько слов й здесь, когда речь идет о жаждущих пробуждения. Отец Александр был одним из самых ярких священников, сочетавших глубину веры и знания с открытостью, к современному миру и человеку.
О. Александр Мень родился в Москве 22 января 1935 года в интеллигентной еврейской семье. Отец — инженер, мать окончила филологический факультет педагогического института. Еще до рождения Алика (будущего о. Александра) его мать пришла к христианству, главным образом под влиянием своей двоюродной сестры Веры Яковлевны Василевской, духовной дочери отца Серафима Батюкова. Однажды о. Серафим, наблюдая за играющим Аликом, сказал: «Этот Алик, когда вырастет, очень многих приведет ко Христу».
Свой жизненный путь отец Александр определил очень рано. В 12' лет он не только решил, что станет священником, но у него уже тогда сложился план будущей серии книг о происхождении христианства. Он назвал ее «В поисках Пути, Истины и Жизни». Широта интересов, уникальная память, ясный, живой ум, удивительное чувство юмора и личное обаяние с юности сделали будущего отца Александра притягательным центром для десятков и сотен людей, хотя бы немного узнавших его.
В 1958 г. он был рукоположен в сан диакона, а & 1960 г. — священника. Приходы, в которых он служил, — Алабино, Тарасовка, Новая Деревня (в г. Пушкино) — были местом паломничества сотен людей из Москвы и других городов, искавших подлинного, живого христианства. Дело eго проповеди продолжали и продолжают книги, после его смерти издаваемые уже не только за рубежом, но и у нас. В них читатель находит опыт мироощущения и веры христианина, глубоко преданного Христу и открытого человечеству, его истории, культуре, его проблемам и страданиям.
Дерево познается по плодам. Для многих сотен людей отец Александр стал человеком, приведшим их ко Христу, приведшим в Церковь. Невозможно сказать, сколько сохранилось семей, готовых развалиться, сколько родилось младенцев, которых хотели убить еще во чреве, сколько людей> решивших покончить счеты с жизнью, осталось жить благодаря вмешательству о. Александра.
Естественно, как вокруг всякой незаурядной личности, вокруг имени отца Александра клубились всевозможные толки и слухи, что он–де экуменист (кстати, почему это плохо?), еретик (?!), агент сионизма и т. д. и т. п. Что на это можно ответить? Я лишь повторю слова одного нашего крупнейшего ученого–филолога, не называя его имени, дабы убеждать читателя не авторитетом, а сутью. «Где были все эти современные критики о. Александра Меня в 50—60–е годы, когда в условиях сталинского режима и хрущевских гонений о. Александр по крупицам собирал книги по философии, истории и богословию, создавая фундамент своей будущей пастырской и литературной работы? — быть может, еще ходили в детский сад или заседали на комсомольских собраниях и пионерских сборах?».
Следует еще вспомнить и о евангельских словах: «Горе вам, когда все люди будут говорит о вас хорошо. Ибо так поступали со лжепророками отцы их». Когда встречаешься с такими православными, которые последними словами ругают не только о. Александра Меня, но и все другие христианские исповедания, а также православных, не разделяющих их ненависти к евреям, католикам и протестантам, то поражаешься человеческой способности даже из религии самой чистой и возвышенной любви ко всем людям создать идеологию исключительного, монопольного права на обладание .истиной и лютой ненависти ко всем, думающим иначе. Христианство таких людей больше всего похоже на бронированный дзот: самоутвердившись в нем, его обладатели с чекистской зоркостью всматриваются в окружающих и, чуть что, открывают огонь, особенно по тем, кто тоже любит Христа и верит в Него, но не находит для себя возможным присоединиться к сидящим в дзоте, поскольку видит в христианстве не разделяющие барьеры, а Божью любовь, которая хочет, чтобы все спаслись и пришли к познанию истины.
Конечно, могут сразу напомнить слова Христа о том, что Он принес «не мир, но меч». Но ведь Иисус говорил о невозможности соединения веры и неверия в Него, как в Того, Кого «Бог освятил и послал в мир», а не о разделении между теми, кто по–разному осеняют себя крестным знамением, или распятие изображают не с четырьмя гвоздями, а только с тремя, или полностью принимают лишь христианские ценности первых трех веков истории Церкви — Священное Писание в полном его объеме, не заменяя его богословием последующих столетий. С этими различиями можно не соглашаться, не принимать их для себя, но нельзя, чтобы они заслоняли собою главное — единство веры в Иисуса Христа как единородного Отцу, во плоти пришедшего Спасителя мира, — а в этом едины все, и православные, и католики, и протестанты.
О. Александр вынес свою веру и свою церковность не из современных модных увлечений христианством как повода для самоутверждения и национального чванства, а из катакомбной Церкви 30—40–х годов, в труднейших условиях хранившей традиции культурного и глубоко духовного русского Православия начала XX в. Его наставниками в юности были те, кто, в свою очередь, приняли духовную эстафету от таких людей, как отец Павел Флоренский, отец Алексей Мечев, отец Серафим Батюков, жизнью и смертью, засвидетельствовавших верность Христу и Православной Церкви.
Уточнения
Разумеется, избранная нами схема — «центр», «правые» и «левые» — как и всегда, всего лишь схема, в которую часто не укладываются реальные люди. Нередко бывает, что священник, вполне принадлежащий к тому, что Мы называли «бытовым христианством», вдруг проявляет себя очень живо и глубоко. Или священник, вроде бы всегда казавшийся самодовольным фарисеем, вдруг говорит: «Какие мы верующие? Что сказано про уверовавших? «Именем Моим будут изгонять бесов… возложат руки на больных, и они будут здоровы…» Можете вы исцелить кого–нибудь?!» Тот же священник, всегда оказывавший предпочтение скорее Преданию, чем Писанию, будучи тяжело болен, обратился к прихожанам с письмом, которое зачитал его коллега и которое было его последним словом к пастве. В этом письме он, в частности, призывал: «А самое главное — ежедневно читайте Евангелие, хотя бы по одной главе в день. В нем все!» Поистине, думал я, слушая эту его последнюю проповедь, «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» Всякий человек всегда в принципе остается «открытой системой», могущей пробудиться к полнокровной подлинной жизни.