— В Рим? Зачем?
— Не задавай никаких вопросов. Поедешь автобусом. Поезда пока что ненадежны. Там отправишься на виа дель Аспромонте, пятнадцать. Скажешь, что тебя прислал Мюллер.
— Мюллер?
— Это я. Шерф, как ты знаешь, погиб. Это было очень трагично.
— Не понимаю, что все это значит.
— Ты должен мне доверять.
Человек за другим столиком настойчиво указывал на часы.
— Кто это? — спросил Ганс.
— Шнайдер. Из тридцать второго танкового. Это не настоящая фамилия. Он отправляется в Аргентину.
— Когда? Шерф улыбнулся.
— Сейчас.
— Но как?
— Он ездил в Рим, как предстоит тебе. Мы нашли его в Генуе.
— Что это за организация?
— Мы немцы, — сурово ответил Шерф, — и как бы ни сложились обстоятельства, были товарищами и страдали вместе. Пошли. Дожидаться Шуберта нельзя. Возможно, его схватили. Придется тебе рискнуть, поехать без документов.
Они поднялись и направились к двери.
— Чао, — сказал Шерф.
— Чао, — ответил владелец кафе и объяснил своим друзьям: — Это матросы-шведы с того испанского судна в гавани.
Шерф разглядел в глубине улицы полицейских. Мокрые булыжники мостовой блестели в лучах их фонариков, спор их был слышен даже сквозь плеск дождя.
— Идемте, — сказал он и повел своих спутников к пристани. Внезапно какая-то тумба ожила и окликнула их. Это был карабинер, уныло сидевший в темноте, дожидаясь смены.
— Шведские матросы, — сказал Шерф.
— Documenti.
Шерф принялся шарить по карманам, что-то напевая и бранясь, будто слегка пьяный. Его беспокоил главным образом Шнайдер. Этот слишком нервный человек мог их выдать. У него уже громко стучали зубы, в глазах было отчаяние. Карабинер улыбнулся.
— Ubbriacchi? — спросил он.
— Пьяные? Да, в стельку. Что еще делать в этом гнусном городишке? — ответил Шерф.
— Специя? Cattiva.[54]
Карабинеру хотелось убежать в город, чтобы иностранцы могли чувствовать себя как дома.
— Cattivissima, — протянул Шерф, и карабинер засмеялся. — Documenti niente, perduto, sul bastimento[55]. Они на судне.
Карабинер перестал смеяться.
— В другое время я бы вас пропустил, но сегодня меня могут не только уволить со службы.
— Почему?
— Ищут одного немца…
И, увидев Ганса, не договорил. Ганс помигивал. Карабинер неторопливо взял в зубы свисток. Ганс заметил, что свисток на шнурке. Карабинер приготовился засвистеть, его указательный палец лежал на спусковом крюке висевшего на груди автомата, ствол оружия смотрел вверх. Ганс стремительно бросился к нему и дернул за шнурок изо всей силы. Карабинер закричал от боли, потому что свистком ему вырвало зуб, но Шерф зажал рот бедняге. Ганс забежал сзади и дернул его за тугую повязку на рукаве. Карабинер упал, и Ганс с кратким извинением оглушил его ударом.
— В воду? — спросил нервозный Шнайдер, не принимавший участия в схватке.
— Не будь идиотом, — ответил Шерф. — Возьмем его с собой.
Они втащили обмякшего карабинера в привязанную возле ступеней маленькую лодку.
— Мотор пока не заводи, — сказал Шерф. — Шнайдер, наблюдай за полицейским.
Ганс с Шерфом сели на весла, и лодка стала бесшумно удаляться в темноту. Когда они немного отплыли и начали, несмотря на защитные объятья дамб гавани, ощущать беспощадную морскую зыбь, Шерф расслабился и посоветовал Гансу сделать то же самое.
— Нельзя пугать этих испанцев. Они готовы нам помочь, но вид бесчувственного карабинера может встревожить их. Винтершильд, мы выйдем из гавани и высадим тебя с этим итальянцем за пределами Специи — на дороге в Леричи. Там множество камней, однако придется рискнуть.
— Но меня ждут на судне! — завопил Шнайдер. — Оно отплывает сегодня ночью.
— Тихо ты! — прикрикнул Шерф. — Винтершильд, подождешь меня там, я вернусь, когда доставлю на борт Шнайдера. В Специи сейчас находиться опасно. Я отправлюсь с тобой в Ливорно. И, — он улыбнулся, — у меня есть одна мысль.
— Мы все потонем! — прокричал Шнайдер сквозь порывистый ветер.
— Замолчи и заводи мотор! — ответил Шерф.
Едва они вышли из гавани, их до нитки вымочили ледяные волны высотой с дом, угрожающе нависавшие над ними перед тем, как рухнуть в лоно океана. Казалось, какой-то великан забавляется с ними, крохотными фигурками на ладони его неутомимой руки.
От холодного пота, пены волн и дождя лоб Шнайдера был мокрым.
— Мы все погибнем, — монотонным, скрипучим голосом протянул он.
Шерф засмеялся, да и Ганс редко бывал в лучшем настроении. Итальянец пришел в себя и молча перекрестился. Минут десять, показавшихся часом, лодку швыряло из стороны в сторону, потом, то устремляясь вперед, то вертясь на месте, она стала приближаться к мрачным камням на берегу.