- Как и животные, - глухо проговорил Сергей.
- А вы, как нейрофизиолог, как считаете? - тут же подхватил Сосновский, который, похоже, был любителем околонаучных диспутов. - Ведь, по сути, еще в позапрошлом веке нейрофизиология считалась экспериментальной наукой, базирующейся на изучении животных. Как по-вашему, далеко мы ушли от обезьян? Или по своей сути мы все те же дикие звери?
- В этом есть доля правды. Низшие проявления деятельности нервной системы одинаковы у животных и человека. Переход возбуждения с одной нервной клетки на другую, простые рефлексы - восприятие световых, звуковых, тактильных и других раздражителей - в этом мы далеко от животных не ушли.
- Про возбуждение это ты точно сказал… - проронил Сергей. - Возбуждение делает из человека зверя.
- Я считаю, что человек тем и отличается от животного, что умеет контролировать себя, - заметил Луканов.
- Рефлексы не проконтролируешь, а, доктор? - лукаво подмигнул ему Сосновский. - Вот и получается, что нами управляют эмоции.
- Только не мной, - холодно заметил Луканов.
- Холодный разум - обязательный атрибут хорошего врача! - довольно заявил Сосновский. - Не правда ли, Сергей?
Сергей буркнул что-то в ответ.
Они прошли по заросшей вьюном и колючими кустами ежевики тропинке и оказались с тыльной стороны клиники. Деревянная стена здания была увита плющом и дикой розой, которые вились до самого балкона на втором этаже с красивыми резными балясинами. За кустами виднелась дорога, ведущая в лес, с одиноко стоящим деревянным фонарем.
- Я поддерживаю ваши постулаты. Но есть вещи, где сдержанность и холодный разум пасует, и чувства берут верх.
- Например?
- Например - цветы.
Вокруг благоухало море зелени, и среди этого царства красок особенно выделялись огромные бутоны белых роз и еще каких-то незнакомых Луканову цветов.
- Разве они не прекрасны? - восхищенно, словно юнец во время первой влюбленности, прошептал профессор. Его глаза горели. - Посмотрите! Цветы - как женщины! Прекрасные, с виду беззащитные, но не стоит обольщаться - у некоторых есть шипы!
Он сдвинул пальцем нежный бутон розы, обнажив острый шип.
- Розами все засадил Прохор, по моей просьбе. - довольно произнес Сосновский. - Благородные цветы, не находите коллега?
Луканов кивнул, подумав, что с трудом представляет Прохора с его огромными ручищами, ухаживающим за нежными цветами.
- А вот это бругмансия белоснежная. Очень красивое, не правда ли? Но при этом чрезвычайно ядовитое.
- Как Вера Павловна, - вставил Сергей. Сосновский осуждающе посмотрел на него, но от Луканова не укрылась легкая улыбка в глазах профессора - уж больно точно Сергей подметил сходство.
Сосновский раскурил трубку, и с удовлетворением оглядел территорию.
- Вот так, Валерий Павлович, не каждому в жизни везет оказаться в таком месте! Старинная усадьба, не какого-нибудь, а девятнадцатого века! Между прочим, это барокко. Здесь проживало семейство Петровских. А теперь вот, видите, дом служит на благо общества.
Валерий не разделял восторга Сосновского, даже несмотря на то, что действие “Лирики” еще не кончилось. Он взглянул на Горина - похоже, тот давно привык к оптимизму профессора, и слушал рассеянно.
- Места у нас хорошие! За лесом река, за рекой – полк и болото. Вам, молодежи, все больше города подавай. А настоящая жизнь - она здесь, в Болотове! - восторгался Сосновский. - Уверен, вы еще по достоинству оцените ваше новое назначение.
- Не сомневаюсь, - сухо ответил Луканов.
Они прошли дальше, и профессор остановился у ограды.
- А кто забор поломал? - недовольно спросил профессор.
Действительно, в затейливой чугунной ограде высотой выше человеческого роста не хватало пары мощных штырей. Луканов дернул забор - штыри держались намертво. “Это ж какая силища нужна!” - подивился он.
- Поймать бы и уши оторвать! - в сердцах воскликнул профессор.
- А сердце - вырвать и съесть, - глухо произнес Сергей.
Сосновский бросил неодобрительный взгляд на Горина и явно что-то хотел сказать - но отвлекся на Нину Гавриловну, которая как раз выливала грязную воду под кусты роз.
- Нина Гавриловна, ну сколько раз я вам говорил: не лейте грязную воду на цветы! Это же вендела, царский сорт! - всплеснул руками Сосновский.
- Много вы понимаете! - проворчала старушка. - Между прочим, это удобрения! только лучше цвести будут!
- И тем не менее - я прошу впредь не лить грязную воду на цветы! - недовольно сказал Сосновский. - И еще, Нина Гавриловна: вы не знаете, куда пропало все столовое серебро?