— Это не так, Господин, — улыбнулась она.
— Почему Ты решила, что я приму твое служение? — поинтересовался я.
— Я знала это. Я чувствовала это.
— С какого момента?
— Как только Вы велели мне встать перед вами на колени, — улыбнулась она.
— Любопытно.
— Я — женщина, — засмеялась она. — Мы можем чувствовать такие вещи.
— Интересно.
Насколько же тонок и глубок женский ум, подумал я. Как много они могут узнать, как много почувствовать. Как примитивен и груб, а порой наивен, иногда кажется интеллект мужчин по сравнению с женской интуицией. Какие же все-таки глубокие и замечательные это существа — женщины. Может ли кто-то на самом деле понять эмоциональную глубину и потребности, всю бесконечность этих цветов природы и эволюции? Насколько естественно то, что искренне любящий мужчина будет интересоваться не ее извращенностью, в конечном счете, бесплодной, а ее эмоциональной и чувственной правдой, древней и глубокой заключенной внутри нее, с тем, чтобы исполнить ее биологическое и естественное предназначение. Впрочем, я быстро выкинул эти мысли из своего ума, поскольку она была просто рабыней, и должна была таковой и рассматриваться.
— Ох! — вздохнула он, когда я потуже затянул упряжь на ее теле. — Господин суров.
— Тихо, рабыня, — велел я.
— Да, Господин, — сказала она, и улыбнулась.
— Каково наше теперешнее направление? — поинтересовался я у Кувигнаки.
— Мы пойдем на север, — объявил он. — Потом мы продолжим движение на северо-запад от Скалы Советов в земли клана Касму. А знаю те места. Это стойбище Касму, предложенное в качестве места сбора Кахинтокапой.
— Интересно, выжил ли он, — хмуро бросил я.
— Давай надеяться на лучшее, — предложил Кувигнака.
— И что там за место?
— Оно достаточно укромное. И там есть лес и вода. Дичь доступна по близости, — вкратце, описал он.
— Кайилы знают об этом месте? — уточнил я.
— Да. Мы вообще знакомы с местами стойбищ друг друга. Это важно, если мы хотим созвать кланы. Это может также быть важно зимой, когда есть еда в одном месте, и нет в другом.
— Значит, выжившие, возможно пошли в то место.
— Это вполне вероятно, — кивнул Кувигнака.
— Тогда в путь, — скомандовал я, и поднял другой ремень упряжи, и перекинул его через плечо.
— Именно мы потянем волокуши, не так ли? — спросила девушка.
— Да, мы — рабы, — подтвердил я, хотя на самом деле я просто хотел, чтобы Кувигнака передохнул. Он был все еще слаб после танца. Четыре раза за прошедшие пять дней раны на его груди начинали кровоточить.
— Я рада быть с вами в одной упряжке, тянуть одну лямку с вами, Господин, — сказала она.
— Не ленись, а не то будешь сурово избита, — честно, предупредил я.
— Не буду, — пообещала она, тревожно оглянувшись назад, посмотрев на Кувигнаку.
— Господин, я раздета, — напомнила девушка.
— Я это знаю не хуже тебя, моя прекрасная запряженная напарница, — усмехнулся я.
— Он будет хлестать нас? — спросила она тревожным шепотом.
— Этот будет, если захочет.
Она испуганно сглотнула.
— Как только, я дам сигнал, наклоняешься вперед и делаешь шаг левой ногой. Шагай максимально широко, а я несколько укорочу мой шаг. Я задаю темп. Если Ты не сможешь его держать, попроси о его снижении.
— Да, Господин.
— Теперь, вперед!
— Слушаюсь, Господин, — сказала она, делая первый шаг. — Я люблю работать рядом с вами, тащить рядом с вами, Господин.
— А что до меня, то я бы предпочел, чтобы эту работу делали четыре или пять рабынь, голых, и под кнутом.
— Да, Господин, — отозвалась рабыня, смотря под ноги.
Мы продолжили наш путь на север, таща волокуши через высокую траву.
Она делала это очень старательно. Или она сама не хотела ослаблять свои усилия, или сильно боялась сделать это. Любая попытка замедления, конечно же, была бы немедленно обнаружена мной, ее напарником по упряжке. Ее пришлось бы выпороть, и заставить усерднее тянуть свою долю тяжести.
— Господин, — позвала она меня через некоторое время.
— Что?
— А мне разрешат одеться? — поинтересовалась рабыня.
— Не сейчас. Возможно, позже. Мы посмотрим. Все будет зависеть от твоего служения, если оно будет превосходным, со временем Ты сможешь, заслужить какую-нибудь тряпку.
— Да, Господин, — счастливо сказала она.
— Господин, — снова окликнула она меня немного позже.
— Что еще?
— У меня нет имени, — несчастно напомнила она.
— Это верно, — безразлично ответил я, налегая на ремень.