Теперь она повернулась ко мне животом, не переставая пить. Бурдюк закрыл от меня ее лицо, и она не могла меня видеть.
Сейчас, когда она не может меня видеть, а ее руки высоко подняты, и заняты, к ней можно легко приблизиться, и неожиданно, схватить или наброситься.
Я удивлялся сам себе, почему я до сих пор не разрешил ее носить одежду. Возможно, если бы я дал ей какую-нибудь одежду, то она бы меньше меня отвлекала. Нет, все же, когда рабыня одета, зачастую ее одежда служит не столько для прикрытия, сколько способом, заставить ее казаться еще более уязвимой, еще более беспомощной, и желает она того или нет, еще более дразнящие привлекательной. Одежда рабыни обычно немногим более чем приглашение к ее раздеванию и использованию. Ошейник, конечно, также, а она уже находится в ошейнике, хотя и ошейнике из кожаной веревки, делает ее изящно привлекательной, указывая на ее статус, показывая всем, что она — всего лишь прекрасная, находящаяся в собственности самка домашнего животного, и что с ней можно делать все, что кому нравится.
— Достаточно, — сердито прикрикнул я, и он наконец опустила бурдюк.
— Я и не собиралась пить слишком много воды, — невинно сказала она, затыкая сосок бурдюка кожаной пробкой.
Я забрал у нее бурдюк, и положил рядом с собой.
— Сидеть, — скомандовал я ей.
— Да, Господин, — отозвалась она, и послушно пересела с колен, опершись спиной стену ямы.
Но теперь она начала поигрывать с узкими, свисающими, концами кожаной веревки ее ошейника. Она, то крутила их в руке, то проводила по своему телу, то теребила губами, а иногда дергала за них, как бы ненамеренно намекая мне, таким образом, что ошейник был все еще завязан на ее горле.
— Господин, — позвала она.
— Да.
Она смотрела на меня, и, как будто не понимая, что она делает, подергивала концы веревки, держа их недалеко от своего тела. Этим она демонстрировала, как бы непреднамеренно, возможное использование концов веревки в качестве привязи.
— Что тебе еще? — раздраженно спроси я.
— Мне жаль, что я выпила так много воды.
— Мне кажется, что Ты устала, и должна отдохнуть — заметил я. — Ложись там, на своей стороне.
— Да, Господин, — сказала девушка, и улеглась на бок, но головой от меня, а ногами в мою сторону, причем верхнюю она согнула в колене.
Теперь она развалилась на земле, глядя на меня со своей стороны ямы, положив головы на согнутый локоть ее левой руки.
— Ты — прелестная рабыня, — не мог не отметить я.
— Спасибо, Господин, — улыбнулась Мира.
— И веревка на твоей щиколотке прекрасно смотрится, — добавил я.
Это была та самая веревкой, которую я привязал раньше, прежде, чем отправить ее в яму. Другой конец был закреплен на сковывающем бревне.
— Мой господин наложил ее на меня, — хитро прищурилась она. — Спасибо, Господин.
Женщины хорошо выглядят в веревках. Назначением этой, однако, была ее же собственная защита. Я мне даже было интересно, понимала ли она это. Возможно, она думала, что эта привязь просто должна была держать ее в яме рядом со мной. Но для этого в принципе, достаточно было одного моего желания. Ведь она была рабыней.
Она еще и потянулась немного! Как же невыносимо желанны, бывают рабыни!
Если вне ямы она запаникует, и попытаться бежать, веревка на ее щиколотке, должна будет воспрепятствовать этому. Это может спасти ей жизнь. Точно так же и в обратной ситуации, если она окажется парализованной от страха и неспособной двинуться, за эту привязь можно втянуть ее назад в яму. Кроме того, если, к сожалению, она будет схвачена, веревка даст нам какое-то время, чтобы вынудить ее похитителя, внезапным появлением, копьями и криками, бросить ее, прежде, чем он сможет порвать веревку и унести рабыню.
— Тебе обязательно лежать вот как? — ехидно спросил я.
— Таковы формы моего тела, Господин. Я надеюсь, что Вы не находите меня вызывающей недовольство? — поинтересовалась Мира.
Свет проникал в яму через узкие отверстия между неплотно уложенными пластами дерна и играл на теле лежащей рабыни.
Подобные ямы-ловушки, хотя намного меньшего размера, используются для поимки птицы херлит. В случае с херлитом охотник затягивает его в яму лично. Там он с ним может поступить различными способами, может задушить, может задавить коленями, навалившись всем своим весом, или бросить на землю и быстрым ударом ноги сломать хребет. Главное не повредить перья. Нелегко убить такую птицу голыми руками, но это — традиционный метод. Использование оружия для такой охоты, может быть расценено как дурной тон, если не плохая магия. Взрослый Херлит часто достигает четырех футов роста и имеет размах крыльев футов семь — восемь. Охотник должен остерегаться, разъяренная птица в борьбе за жизнь может выклевать глаза или разорвать артерию. Пятнадцать хвостовых перьев, наиболее ценный охотничий трофей. Они — приблизительно четырнадцать — пятнадцать дюймов длиной, желтые с черными краями. Они являются основным элементом обозначения купов. Крыло, особенно его оконечность и перья используются в различных церемониальных и религиозных целях. Перья ветра, взятые от основания хвоста птицы, легкие и тонкие, используются, вместе с хвостовыми перьями, в изготовлении сложных головных уборов краснокожих. Они же, как и перья с крыльев, могут использоваться во множестве церемоний или религиозных ритуалов. Малейший ветерок заставляет их двигаться, от чего головной убор кажется почти живым. Вероятно, от этой особенности их называют «перьями ветра». Конечно у каждого пера и его положения в таком головном уборе, может быть свое особое значение. Перья правого крыла или правой стороны хвоста, например, используются на правой стороне, а перья левого крыла или левой стороны хвоста соответственно на левой стороне головного убора. В регалиях краснокожих есть немного такого, что было бы бессмысленным или произвольным. Для изготовления одного головного убора часто требуется несколько птиц. Чтобы была понятна ценность херлитов, следует сказать, что в некоторых местах две может быть обменено на кайилу, в других местах это цена может быть ниже, три — пять за кайилу. Однако сегодня мы охотились не на херлитов.