— Да, — озадаченно признал я.
— Но Вы опять вставили меня на привязи.
— Конечно.
Ее тело неудержимо дрожало от рыданий.
— Уже все закончилось, — успокоил я ее. — Мы взяли его.
Но Мира никак не могла успокоиться, и продолжала истерично рыдать. Я понял, что сейчас она не в состоянии управлять своим телом.
— Ты неплохо сработала, — заверил я девушки, стараясь приободрить, но она все равно дрожала и плакала на дне ямы.
— И чем Ты так расстроена? — поинтересовался я, у бьющейся в истерике, трясущейся девушки.
Впрочем, чему было удивляться? Безусловно, в такой ситуации, эта реакция была обычным делом для любой женщины. Это же не уртов ловить в каналах Порт-Кара.
Я соскользнул к ней в яму, и поднял на руки.
— Уже все закончено, — заверил ее я. — Уже все в порядке.
Она посмотрела на меня, своими огромными испуганными глазами.
— Что еще Вы можете заставлять нас делать, — задыхалась она.
Я нежно погладил ее по голове. Как-то раз я уже видел подобную истерику у девушки-приманки охотника на уртов в Порт-Каре. Она только что избежала участи, быть схваченной гигантским уртом в канале. Но удар копья охотника был безошибочен и в последний момент сбил урта с линии атаки, а второй укол завершил дело. Девушки в Порт-Каре сделают почти все что угодно, лишь бы избежать веревки охотника на своей шее и держаться подальше от каналов. Конечно, для такой работы обычно используются только самые малоценные рабыни или девушки, которые, возможно, вызвали недовольство у владельца в каком-либо отношении.
— Вчера вечером, разве я плохо ублажила вас, разве вам не понравилось? — всхлипывала Мира.
— Да, — признал я, — Ты сделала все просто замечательно, и сегодня вечером Ты ублажишь нас снова, и так же превосходно.
Она застонала, представив, что ее снова ждет вечером.
— Сегодня Ты сделала все очень неплохо, — заверил я ее, — правда. Например, сегодня вечером у меня нет необходимости снова пороть тебя смотанной веревкой. Ты должна быть довольной.
— Да, Господин, — всхлипнула она.
— На самом деле, Ты сегодня просто молодец. Возможно, я сделаю тебе остроконечный пробой в ухе, или даже в обоих. Знаешь, так делают наши краснокожие друзья с призовыми кайилами, специально обученными для охоты или войны. Ты тогда будешь признана бесценной, обученной тарновой девушкой-приманкой.
Она испуганно вжалась в меня и заскулила.
— Это — шутка, — быстро объяснил я, видя реакцию Миры.
— Да, Господин.
Я видел, что она сейчас была не в настроении оценить такой юмор. Что до меня самого, не знаю, насколько это важно, но я не считал, что шутка была такой уж неудачной.
— Вам, и другим, совсем меня не жалко? — спросила девушка.
— Ты — всего лишь рабыня, — напомнил я.
— Конечно, Господин! Как глупо для меня, надеяться, что можно было бы пожертвовать хотя бы малейшую частичку жалости, для той, кто всего лишь рабыня! — горько проговорила Мира.
— Ты — только собственность, — сказал я, — ничего не стоящая, за исключением того, что у тебя могла бы быть некоторая невысокая цена в денежном эквиваленте.
— Да, Господин.
Я не видел причины сообщать ей, что рабыни — наиболее презираемые, но наиболее драгоценные и любимые из всех женщин. Будучи гореанкой, она и сама прекрасно об этом догадывалась.
— Но неужели господин не может, хотя бы иногда почувствовать некоторую малейшую привязанность к своей собственности, хотя бы как к домашнему слину?
— Возможно, но это же, не будет означать, что слин перестанет быть слином.
— Нет, Господин.
— Как и рабыня не перестанет быть рабыней.
— Нет, Господин.
Я нежно поцеловал ее.
— Но Вы же, чувствуете нежность ко мне, — сказала она. — Я — женщина. Я могу это сказать!
— Возможно, в конце концов, сегодня вечером, стоит выпороть тебя, — решил я.
— Нет, Господин, — взмолилась она, пытаясь опуститься на колени. — Пожалуйста, не надо!
— Не ожидай привязанности от своего господина, — сказал я. — Лучше надейся на то, что служишь ему с полным совершенством.
— Да, Господин.
— И даже если твой хозяин, любой хозяин, когда-то, будет подвигнут к тому, чтобы почувствовать к тебе нежность, или немного привязанности, несомненно, по глупости, помни, что это ничего не меняет, что Ты остаешься собой, всего лишь рабыней.
— Да, Господин.
— Даже самая любимая рабыня, если ее владелец окажется настолько глуп, чтобы полюбить рабыню, в конечном итоге, останется всего лишь рабыней, и не стоит ей забывать этого.