— Конечно. Это — эмоции, которые позволены рабыням.
— Насколько щедры рабовладельцы, — съязвила Виньела.
— Конечно, ведь стыд и унижение, также как цепи и плети, могут быть полезными элементами наказания.
— Кто бы сомневался.
— Пристыженная, униженная рабыня, связанная и избитая, обычно быстрее схватывает уроки своего рабства.
— Я и не сомневаюсь относительно этого.
— А вот теперь, скажи мне правду. Во время порки, до того как тебя оставили одну, задыхающуюся от боли, что было для тебя наиболее постыдным, наиболее унизительным?
— Я должна отвечать? — спросила она.
— Непременно, — кивнул я.
— То, что в глубине души, я сознавала, что я заслужила наказание, что я полностью заслужил это.
— Поясни, — велел я.
— Я не послушалась Васнаподхи. Я была слишком гордой и тщеславной, а еще совершенно неумелой и глупой. Я скверно нарезала мясо, и тем вызвала недовольство своего господина.
— Я понял тебя.
— За все это, я оказалась раздетой, поставленной на колени и привязанной столбу для порки. Я должна была быть наказана при всех, и хлыст моего господина это исполнил на моей спине.
— Часто, рабынь наказывают в приватной обстановке. В таком случае, стыд и унижение играют меньшую роль.
Виньела с интересом посмотрела на меня.
— Чаще всего, — начал я поучать рабыню, — девушка просто боится плети, или по крайней мере опасается ее, и в надежде избежать близкого знакомства, ведет себя соответственно. Невольница отлично знает что, если она ведет себя определенным образом, она не почувствует плеть на своей коже, и если она будет вести себя по-другому, то она непременно с ней познакомится. Это почти как условный рефлекс. Наказание всегда рядом, где-то на заднем плане, и рабыня знает, что она неминуемо подвергнется этому, за малейшую провинность. Точно так же, она знает, что не смотря на ее самую искреннюю любовь, сама ее жизнь, в конечном счете, зависит от прихоти ее господина. Она в любой момент может быть брошена на съедение слинам, если он того пожелает.
— Настолько же мы являемся собственностью, — прошептала она.
— Иногда, девушки, некоторые девушки, которые не уверены в их рабстве, и его границах, проверяют своих владельцев.
— Ох? — удивилась она.
— Точно так же, как это сделала Ты.
— Я? — поразилась Виньела.
— И владельцы просто вынуждены браться за плеть. Красотка быстро убеждается относительно существования границ и ее статуса рабыни.
— Я? — переспросил девушка.
— Да, Ты.
— Вы хотите сказать, что я сама хотела быть связанной и выпоротой?
— Да, несомненно.
— Это абсурд, — заявила она.
Она перевернулась на спину, и забросила связанные запястья за голову. Ее светлое тело отлично смотрелось на темных одеялах.
— Ты не была уверена, что стала действительно рабыней Кэнки, — разъяснил я. — Тебе хотелось удостовериться.
Красотка сердито дернулась, но промолчала.
— Не бойся, Виньела. Ошейник, как Ты уже убедилась к настоящему времени, завязан на твоем горле совершенно справедливо.
Я по очереди рассматривал ее маленькие стопы, аккуратные лодыжки, милые икры, бедра, живот, груди, шею и плечи, горло, заключенное в ошейник Кэнки, профиль ее лица и прекрасные рыжие волосы, разбросанные позади нее на одеялах.
— Вы рассматриваете меня как рабыню, не так ли? — спросила девушка.
— Да, — согласился я.
— Я ненавижу мужчин.
Она быстро села на корточки, уперев свои связанные руки в одеяла.
— Нет, все не так. Ты ненавидишь себя, или что-то безобразное в себе самой, вероятно принесенное с Земли, из того больного мира, из которого тебя забрали.
Она упала на бок, лицом ко мне, вытянув ноги и держа руки перед собой.
— Я жалкая и несчастная рабыня, — проговорила она.
— Ты сбита с толку, — улыбнулся я. — Ты всего лишь хотела оказаться на своем месте.
— На МОЕМ месте?
— Да, на твоем месте, подтвердил я. — На твоем месте назначенном законом природы таким женщинам как Ты, у ног ее Господина.
Она ничего не смогла мне возразить.
— Но помни, что это — опасная игра, — предупредил я. — Я бы на твоем месте поостерегся устраивать такие игры с гореанами. Задумайся над тем, что Кэнка мог бы отдать тебя мальчишкам, в качестве мишени для их стрел, или натереть тебя кровью, причем твоей собственной и натравить на тебя слинов.
— Я собираюсь сбежать отсюда, — безразлично пробормотала Виньела.
Она встала на ноги, и сердито посмотрела на меня. Я отметил, что ее маленькие пятки утонули в одеялах.
— А вот этого, я бы тебе не советовал.