— Свободная женщина может быть бесполезной, и если пожелает, то может считать это достоинством. С другой стороны рабыня, должна быть великолепно привлекательной. Она должна следить за собой во всем, и пользуясь всем своим интеллектом и красотой должна стать внимательным, чувственным, искусным сокровищем своего господина.
— Я хотела бы стать таким сокровищем для мужчины, — призналась она.
Я промолчал.
— Я могу называть Вас «Господин»? — вдруг спросила она.
— Да, — разрешил я.
— Господин.
— Да.
— Когда я еще была свободна, меня оценили как очень красивую девушку. Более того, это было сказано рабыней, которая была столь же красива, — рассказала она.
— Значимый комплимент, — признал я.
Я вспомнил, как увидел ее в первый раз, сидящую на ее троне, установленном на высокой повозке, посреди колонны наемников. Тогда она носила одежды сокрытия, но ее лицо было спрятано под лоскутком полупрозрачного шелка, который, по-видимому, намеренно, лишь делал вид, что прячет черты ее лица. Я вспоминал, что уже тогда, задавался вопросом, на что она могла бы быть похожей в прозрачных развевающихся шелках порабощенной женщины, или, скажем, раздетой и заключенной в ошейник и цепи, ползающей у ног мужчин.
— Господин, — позвала она.
— Да.
Насколько отлична, та глупая претензия на сокрытие легкой прозрачной и блестящей вуали, по сравнению с грубым серым мешком, повязанным сейчас на ее голове. Насколько отвратительны были для меня Ваниямпи.
— Уверена, что сейчас я не менее красива, чем я была раньше.
— Возможно, — предположил я.
— И теперь я — рабыня.
— Это точно, — усмехнулся я.
— Имейте меня, — внезапно взмолилась девушка. — Прикоснитесь ко мне. Ласкайте меня. Обнимите меня. Возьмите меня!
— Но Ты — женщина Ваниямпи, — напомнил я. — Ты — выше секса. Таково решение примятое твоими владельцами.
— Я — рабыня, — заявила она. — Я нуждаюсь в прикосновениях мужчин.
— Но Ты была спасена от секса, — заметил я. — Тебе предоставлены честь и достоинство. Ты стала идентичной с определенным видом мужчин. Как предполагается, это именно то, чего Ты хочешь. Предполагается что теперь, когда твоя природа предана и уничтожена, Ты должна быть счастлива и довольна.
— Я несчастна, — заплакала рабыня.
— Интересно, почему?
— Я — женщина, — объяснила она. — Мне необходимо, чтобы мне уделяли внимание как женщине. Утешьте меня. Обнимите меня. Пожалейте меня.
Я промолчал.
— Выпорите меня, ударьте меня, если хотите, только обратите на меня внимание как на женщину. Я — женщина. Прошу Вас, позвольте мне быть женщиной — умоляла меня та, которую назвали Репой.
— Насколько я понимаю, это не разрешено женщине Ваниямпи.
— Я был отправлена к Ваниямпи, — опустила она свою голову, скрытую в нелепом мешке. — Таково мое наказание. Но я не одна из них. Сжальтесь надо мной. Пощадите меня. Я действительно не женщина Ваниямпи. Я — просто женщина. У меня есть чувства женщины. Я хочу женских ощущений. Я нуждаюсь в них. Пощадите меня, Господин!
— Сейчас Ты не кажешься, гордым агентом кюров, — заметил я.
— Я больше не агент кюров. Теперь я — всего лишь рабыня, — признал она.
— И умоляющая рабыня к тому же, как мне кажется, — добавил я.
— Да, — не стала отрицать она. — Я — теперь всего лишь умоляющая рабыня.
Я промолчал.
— Я понимаю, что сейчас я одета не привлекательно, и что моей голове мешок, но под этими вещами, я — женщина, с женскими потребностями и желаниями. Это не может быть скрыто всей ложью и грубой тканью этого мира. Никакое позорное или ущербное одеяние, никакая маскировка особенностей, никакая лживость языка или ума не могут изменить, того, что я — женщина.
Я продолжал молчать и слушать.
— Я попытаюсь заинтересовать Вас, — пообещала она.
— Для меня будет не очень хорошей идеей, принять твою просьбу, — сказал я, и подумал, что, в конце концов, ей придется возвратиться в загон Ваниямпи.
— Вы же видели меня голой, в ярме, — вспомнила она, — и привязанной к оси фургона.
— Да.
— Разве я не привлекательна?
— Ты симпатична, — уклончиво ответил я.
— И разве Вы не находите меня привлекательной?
— Нахожу, — уже не стал отрицать я.
— Обладайте мной, — предложила она.
— Это было бы не разумно, — сказал я, потому как, действительно сомневался, что будет хорошо для нее.
— Я прошу быть использованной для Вашего удовольствия, Господин, — произнесла она.
— И если будет так, чего Ты будешь бояться? — поинтересовался я.