— Спасибо, Господин, — поблагодарила Оипутаке.
— Ты ведь не будешь скупиться, позволяя мужчине наслаждаться его властью над тобой, не так ли? — поинтересовался я.
— Нет, Господин.
— Ты хорошо выглядишь у ног мужчины, — похвалил я трудящуюся рабыню.
Она стонала от унижения, и от сурового сексуального голода.
— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул я.
— Спасибо, Господин, — простонала она.
— Не за что, — усмехнулся я.
— Вы наслаждаетесь моим унижением, — всхлипнула рабыня. — Вы наслаждаетесь этим!
— Да, — не стал я спорить, и добавил: — И Ты тоже.
Ее маленькие плечи вздрогнули. Я видел, что то, что я сказал, было верно.
— Ты можешь встать на колени передо мной, — позволил я.
Она поднялась до коленопреклоненного положения.
— Вы не тронули меня, — обиженно сказала она, — и все же Вы очень возбудили меня.
Я не стал отвечать на ее укоризну. Человеческие женщины — такие роскошные и замечательные существа. Их сексуальная жизнь и ощущения такие тонкие, сложные и глубокие. Насколько же наивен мужчина, который полагает, что занятие сексом с женщиной так ничтожно и кратко, что может заключаться в пределах параметров горизонтальной плоскости, простого стимулирования кожи, вызывающего обслуживание в ответ на простую ловкость рук. Как убого невежественен такой механический подход к женской сексуальности. Сколько уже изучают ее художники и поэты! Женщины так необузданно драгоценны. Они настолько чувствительны, настолько красивы, настолько интеллектуальны и настолько же необходимы. Никакой мужчина еще не смог найти эталона, для измерения любви женщины. Кто может измерить горизонты ее сердца? Есть вещи, более реальные, когда они кажутся наиболее неосязаемыми.
— Даже не прикоснувшись ко мне, Вы очень возбудили меня, — пожаловалась она. — И теперь я беспомощно стою перед Вами на коленях.
Ее мука была совершенно очевидной. Она была рабыней, и отчаянно нуждалась в том, чтобы быть взятой. И все же я сделал немного, лишь обращался с ней как женщиной, и решительно наложил на нее мужскую власть. Я не думаю, что сейчас она имела хоть какие-то сомнения относительно ее пола.
— Когда я подбежала к Вам, увидев позади вигвама, я была благодарна и счастлива. Моим намерением было добровольно подарить вам себя для ваших удовольствий, — объяснила Оипутаке. — Но теперь Вы сделали это для меня необходимым. Теперь Вы поставили меня в положение, когда я вынуждена молить о вашем милосердии!
— Это является соответствующим твоему статусу, рабыня, — усмехнулся я.
— Разве Вы не будете ко мне добры? — спросила девушка, дрожа от желания.
Я, молча, смотрел на нее и ждал.
— Вы видите меня беспомощную и нуждающуюся, умоляющую — простонала она.
— Это приличествует тебе, рабыня.
— Мужчины делают это с нами. Они разжигают в нас огонь, а затем решают, стоит ли хотя бы дотронуться до нас!
— А иногда, насколько я знаю это, девушку заставляют исполнять.
— Исполнять? — не поняла она.
— Да, ее вынуждают, если можно так выразиться, заслужить, чтобы ее взяли.
— Да, Господин. Это весьма обычное дело.
— Ты готова работать, ради того чтобы тебя взяли, заслужить эту честь?
— Да, Господин, — покорно сказала Оипутаке. — Я сделаю все что угодно.
— Но Ты должны сделать все что угодно, так или иначе, поскольку Ты рабыня, — напомнил я.
— Да, Господин, — она застонала. — Да, Господин.
Я смотрел на нее сверху вниз.
Она ерзала, и сжимала свои маленькие кулачки. В ее глазах стояли слезы.
— Я нуждаюсь в этом, — заплакала она.
Я присел на корточки рядом с нею, и нежно ощупал ее. Она, закрыв глаза, прижала свое маленькое, горячее, влажное, округлое лоно к моей руке.
— Я чувствую, что Ты не лжешь мне, — отметил я.
— Нет, Господин, — застонала она.
— Ошейник отлично смотрится на твоей шее, — похвалил я.
— Да, Господин.
— И твои волосы красивы, — сделал я еще один комплемент.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила девушка.
— Ты просишь взять тебя?
— Да, Господин.
— Вы готова заработать то, чтобы я тебя взял?
— Я сделаю все что угодно.
— Поцелуй меня, — приказал я.
— За такую малость, — удивилась она, — я могу заработать, чтобы вы взяли меня?
— Но это должен быть поцелуй рабыни, — предупредил я ее.
— Да, Господин.
Наши губы встретились, сладко и нежно, полностью и надолго. Ее губы, податливые, мягкие, покорные губы рабыни, встретившись с моими вначале робко, а затем, поняв, что не будут отвергнуты или ударены, осмелев, открылись для страсти. И тогда поцелуй стал глубоким, беспомощным и горячим, и она казалась единым целым со своим поцелуем, растворившейся в нем, затем она робко отступила, предложив мне себя как рабыня, наблюдая за моей реакцией, пытаясь рассмотреть в моих глазах свой приговор, была ли он найдена приятной, и какова теперь будет ее судьба.