— Да, да! Как Крис Фарли … — мы оба говорим ту фразу одновременно. — «Ты будешь жить в фургоне у реки!»
Мы оба начинаем смеяться. И мне радостно, что ни смех, ни улыбка Итана не изменились. Хотя бы что-то. Увидев их впервые с начала поездки, я чувствую, как по телу разливается тепло, а сердце немного ускоряет свой ритм. Видеть его улыбку и слышать смех, всегда было удивительно прекрасно. Как тогда, так и сейчас.
Я так по нему скучал. Из меня почти вырываются эти слова, но после того, как смех стих, мы снова погружаемся в удушающую тишину.
Итан делает глоток кофе, а я тереблю краешек салфетки.
А затем достаю из кармана пальто фотографию, ту самую, у Черной Реки. И подталкиваю через стол в его сторону.
Увидев ее, Итан медленно опускает кружку. Сначала он несколько мгновений не отводит глаз он меня, а потом снова смотрит на нее.
— У меня в машине есть еще, — говорю я. — На некоторых из них Эверетт, потому что мне показалось, что твоим родителям они бы понравились, — я на секунду замолкаю. — Но на большинстве – ты. Почти на всех, на самом деле.
Он поднимает взгляд от фотографии на меня.
— Подумал, что ты, возможно, захочешь их увидеть.
Итан откладывает снимок и снова поворачивается к окну. Я жду, что он что-то скажет, но он не произносит ни слова.
— Странно, по ощущениям словно прошла целая вечность, — говорю я, в конце концов. — Но на самом деле нет.
— Пять лет, по-твоему, долгий срок? — спрашивает он, возвращая взгляд ко мне.
Я делаю глоток кофе, прежде чем ответить.
— С одной стороны, да. А с другой – нет.
— Почему «да»? — серьезно спрашивает он.
— «Да» – потому что мне нужно было растить дочку. Пока все, с кем мы учились, уезжали из города в поисках лучшего будущего, я словно остался позади. Потом мой дедушка попал в хоспис… — я ненадолго замолкаю, собираясь с силами. — Слишком много всего произошло за такой небольшой промежуток времени. Поэтому и кажется долгим.
— А еще ты игнорировал людей, — бормочет Итан себе под нос. — Просто так.
Неловко поерзав в кабинке, я отодвигаю от себя тарелку.
— Ты сказал, что не хочешь слушать извинения или мою версию событий, так что…
— Потому что все это чушь.
— Нет.
— Да.
— Нет, Итан.
Он скрещивает руки на груди и отворачивается.
— Не знаю, можно ли сожалеть больше, чем сейчас, — продолжаю я. — И ты многого не знаешь. Хотелось бы, чтобы ты позволил рассказать тебе.
Я вижу, как он сжимает челюсть, а затем Итан надевает пальто, бросает несколько купюр на стол и, схватив фотографию, уходит
— Нам пора.
Выскользнув из кабинки, я следую за ним.
— Ты не хочешь слушать, потому что переживаешь, что все это время ошибался на мой счет?
Когда мы выходим на улицу, в лицо сразу же начинает бить снег. Итан вдруг резко разворачивается, вперив в меня свирепый взгляд своих серых глаз.
— О чем, блять, ты говоришь, когда утверждаешь, что я ошибался насчет тебя? Ты реально думаешь, что твоему поступку есть хоть какое-то оправдание?
— Я не собираюсь оправдываться, но ты действительно не знаешь всей истории. Не знаешь мою версию событий. Просто думаешь, что в курсе.
— Мне все равно, — рявкает он и в его серых глазах читается злость. — Все равно, Шейн. Не имеет никакого значения, потому что ты уже так поступил. И ты думаешь, что если расскажешь мне спустя пять лет, что чувствовал, что-то изменится?
То, как он смотрит на меня, причиняет боль. Так больно, что глаза начинает щипать от подступающих слез. Он так зол. Настолько изранен. Буквально полыхает от ненависти.
Ко мне.
— Знаю, что мои слова ничего не изменят, — отвечаю я. — Но ты же сам говорил, что если мне когда-нибудь понадобиться поговорить, то ты всегда меня выслушаешь. Помнишь?
Холодный взгляд робеет и на кратчайший миг его лицо смягчается, но затем снова становится суровым.
— Ты тоже мне так говорил. Но я, блять, уверен, что все, что мы говорили друг другу раньше, сейчас не имеет никакой силы.
Он резко разворачивается, направляясь в сторону машины.
Спустя пару секунд, я следую за ним. Когда мы добираемся до Blazer, то обнаруживаем около двух дюймов снега по всему периметру, а так же застывший слой льда на лобовом стекле. Итан включает двигатель, обогрев и дворники.
Схватив из багажника скребок, я начинаю счищать изморозь с окон.
— Ты правда думаешь, что все, о чем мы говорили, теперь не имеет силы? — спрашиваю я и смотрю на Итана, который помогает очищать снег руками в перчатках.
— Не хочу больше об этом говорить, — отвечает он, закатив глаза. — Все уже в прошлом.