Я робко стучу в дверь, но никакого ответа не следует, поэтому стучу во второй раз, но уже громче. Проходит пара минут, и я слышу щелчок замка, а затем открывается дверь и на секунду мне кажется, что передо мной предстает Эв, живой и здоровый, отбросивший все старые обиды и недопонимания. Но человек, приветствующий меня – Рик Сойер, отец Эверетта и Итана. Он совсем не изменился за прошедшие годы, лишь постарел. Должно быть, так кажется из-за скорби, тронувшей его ранее яркий взгляд и уголки губ.
На мгновение его лицо остается неизменным, но затем глаза расширяются от понимания.
— Шейн?
— Здравствуй, — тихо говорю я.
Рик растягивает губы в вынужденной, натянутой улыбке и придерживает дверь, чтобы я мог пройти внутрь. А затем безумно удивляет меня тем, что обхватывает меня руками в крепком, медвежьем объятии, в котором, кажется, он нуждается больше, чем я. Когда мы отступаем друг от друга, его глаза краснеют еще больше, и он спешно отворачивается от меня.
— Рад тебя видеть, Шейн.
— Я тоже рад, Рик.
Мне страшно смотреть вокруг на что-либо, кроме него. Боюсь воспоминаний, связанных с этим местом. Не знаю, готов ли я к ним.
— Шейла наверху, спит, — нарушает тишину Рик, а затем на мгновение замолкает. — Итан где-то поблизости… — он оглядывается вокруг, слегка сбитый столку. — Вроде как он скоро уезжает.
Я решаю не задавать вопросов по поводу того, почему он и Шейла не едут вместе с ним, но не могу сказать, что в голове не возникало мыслей по этому поводу. Кажется, такие вещи нужно делать всей семьей, но, полагаю, это не мое дело.
И тут я совершаю ошибку, когда поворачиваю голову в бок...
Урна.
Оловянный сосуд с простым золотым крестом спереди, стоящий на каминной полке. Там хранится то, что осталось от моего лучшего друга. У меня начинает слегка кружиться голова, и сдавливает горло, но я стараюсь сдерживаться из последних сил. Сойеры за последнее время видели достаточно слез и истерик, и не хватает только добавить им немного от меня.
Быстро отведя взгляд, я замечаю нечто столь же ужасающее. Фотография в рамке, висящая на стене в гостиной. На ней изображены Эверетт, Итан и я: мы трое сидим на велосипедах на лужайке перед домом и вот-вот хотим куда-то умчаться. Снимок сделан таким образом, словно мы понятия не имеем, что в тот момент нас кто-то фотографирует.
Эву и мне здесь около двенадцати, а значит Итану примерно десять. Думаю, мы бы двинулись в путь нашим обычным строем: Эверетт первый, за ним я, а Итан, как обычно, тащился бы сзади. Я уже и забыл, каким пухленьким ребенком был Итан. Ребенком с лицом ангела, который постоянно пыхтел и сопел рядом с Эвереттом и мной, желая повторять каждое наше слово и действие, и всегда быть рядом. Эверетт всегда велел ему исчезнуть, обзывая всевозможными словами. А Итан всегда хныкал от негодования и обиды, клялся, что расскажет все маме, но все равно продолжал следовать за нами по пятам.
Итан раздражал Эверетта до безумия, но мне нравилось, что он рядом. У меня нет братьев и сестер, поэтому его присутствие и навязчивость казались невероятно милыми. Когда Эв ругался на него, он всегда смотрел на меня своими серыми, грустными щенячьими глазками, заставляя чувствовать себя погано. Мне нравился глупый юмор Итана и то, что он мог заболтать меня. Он мне особо никогда не мешал, но не Эверетту. Иногда мне было безумно жаль Итана, особенно в моменты, когда Эв наезжал на него или в школе его задевали одноклассники. Я всегда считал его милым. Ему просто нужен был кто-то, кто его выслушает.
Но одним летом Итан сбросил весь этот детский жирок и вытянулся. Его пухлая ангельская мордашка превратилась в лицо греческого принца, обрамленное шоколадно-каштановыми волосами, присущими всему семейству Сойеров. В старшей школе он отрастил их довольно длинными. До сих пор помню, как Дженна Мерфи провела по ним пальцами, а затем схватила его за руку, и, увидев это, я почувствовал то, в чем не хотел тогда признаваться даже самому себе – ревность.
Так странно, чудесно, но в тоже время душераздирающе увидеть нас троих вместе снова. Невинные дети, не имеющие никакого представления о том, что же ждет их в будущем… они просто живут ради событий того дня, о которых я даже не могу вспомнить прямо сейчас.
Рик Сойер что-то говорит, и я не могу понять, что именно, но смутно понимаю, что он сообщил, что пойдет в соседнюю комнату.