Доверие Елены было непросто заслужить.
Но можно было с легкостью потерять.
— Ты собираешься избавляться от своей одежды? — спросила она, начав расстёгивать пуговицы на его рубашке.
Немного отодвинувшись назад, он позволил ей раздеть себя, дразнить себя, сделать себя еще на долю человечнее.
Полчаса спустя Елена уснула. Рафаэль смотрел на её светлые ресницы, выделяющиеся на фоне золотистой кожи, которая рассказывала о землях с янтарными закатами и процветающими рынками, о заклинателях змей и женщинах в чадре с подведенными глазами. Он наблюдал, как она, лежа на животе, раскинула свои крылья цвета полуночи и багрянца.
Крылья прирожденного воина, которые подходящим акцентом подчёркивали силу Елены. Но именно женщина, подумал Рафаэль, на мгновение опустившись на колени перед кроватью, была истинным сокровищем.
Убрав волосы с ее лица, он провел тыльной стороной ладони вниз по ее щеке. Моя. Собственнические чувства становились в нем все сильнее и сильнее с того момента, как она согласилась быть его любовницей.
И он знал, что они лишь будут нарастать. Потому что во все века своего существования, Рафаэль никогда не заводил любовницу, которую во всех бы смыслах считал своей. Он убьет ради нее, уничтожит, нападет на любого, кто попытается ее отобрать.
И он никогда ее не отпустит, даже если она попросит.
Рафаэль поднялся и вышел из комнаты через балконные двери, аккуратно закрыв их за собой. Снег перестал падать, набросив на Убежище пелену невинности.
«Присматривай за ней», — приказал он ангелу, кружащему в небе.
Гален ответил незамедлительно: «Никто и ничто к ней не подберётся».
Рафаэль знал, что Гален сомневался в Елене но ангел дал ему слово… и никто из Семерки никогда его не предаст.
Взлёт Рафаэля был практически вертикальным. Архангел мысленно коснулся разума отдыхающей Елены — это уже стало привычкой после года, проведённого ею во сне, проникнуть в который даже он не мог.
Тогда тишина была бескрайней, беспощадной.
Сегодня он чувствовал усталость Елены, спокойствие её разума и отсутствие снов, которые так часто её преследовали. Оставив ее спящей, Рафаэль летел сквозь ледяной воздух к Лазарету.
И когда уже собрался опуститься к владениям Кейра, ощутил чужое прикосновение к своему разуму.
Микаэллы.
Глава 17
Через мгновение Рафаэль увидел другого архангела. Её крылья цвета меди сияли на фоне серого неба, медленно озаряющегося рассветом.
Рафаэль ждал, пока она не зависла в воздухе напротив.
— Как мальчик? — спросила Микаэлла, и на её лице появилось выражение боли, которое, как он знал, заставило бы сердце Елены наполнится состраданием и сочувствием.
Рафаэль был опытнее, ожесточённее. Он видел, как Микаэлла обрывала жизни по прихоти, играла с людьми и ангелами, как с шахматными фигурками. Но в этот раз… она заслужила право знать.
— Он поправится.
По её телу прокатилась дрожь. По телу столь прекрасному, что превращало королей в дураков и привело к смерти, по крайней мере, одного архангела.
Возможно, Неху и называли Королевой Змей, но Рафаэль был уверен, что именно Микаэлла помогла подтолкнуть Урама к черте, перешагнув которую уже не вернуться, нашептывая ему самые ядовитые мысли.
— Твоя Охотница, — произнесла Микаэлла даже не пытаясь скрыть антипатию, — смогла ли она взять след?
— Нет, помешал снег. Все улики указывают на то, что вампирам помогал ангел. — И если информация такого рода просочится в массы — это разрушит то равновесие сил в Убежище, которое ещё осталось. — Тебе следует проверить своих людей.
Лицо Микаэллы превратилось в непроницаемую маску, черты заострились, кости стали резко выделятся, натянув кожу.
— О, я так и сделаю, — последовала недолгая пауза, но глаза архангела оставались пронзительно ясными даже в темноте. — Ты не думаешь, что мои люди преданны.
— Не имеет значения, что я думаю. — Он верил, что из одного лишь страха, созданного капризными прихотями, никогда не взрастить верности. — Мне пора. Елена снова попытается отыскать след, как только проснётся.
— Она остаётся всё такой же слабой, как обычная смертная.
— Прощай, Микаэлла. — Если ей нравилось считать Елену слабой, то это её ошибка.
Он опустился позади Госпиталя, не подняв ни снежинки, с бесшумностью, рождённой миллионами таких приземлений.