— Ну, так. Мне нужна комната потеплее. Отдельная комната с кроватью, холодильником, телефоном и фруктами. А отвратительные сандвичи больше в рот не возьму. И еще: я так долго мирилась со всем не потому, что это ваша вещь и я в ней новичок. Она моя. Вы ставите ее для меня. Забудьте коллективную чушь, мне требуется больше поддержки. Нельзя, чтобы другие актеры перекрывали меня, находились спереди или шевелились, когда я говорю. Поняли?
Сту открыл было рот.
— Нет уж, выслушайте. Извольте не забывать, кто продает билеты и чье имя гарантирует джем на ваш кусок хлеба. Звезда — я. И все заварилось вокруг меня. Договорились?
— Ли, в жизни не слышал в театре ничего подобного. Никто и никогда…
— Это естественно, что никто и никогда… Вы можете знать о подмостках все, но, откровенно говоря, ни хрена не разбираетесь в звездах. Хотите работать в реальном мире для реальных зрителей за реальные деньги, значит, надо расти. Полагаете, что это означает одно лишь возвеличивание собственного эго или что слишком наглы правила старины Голливуда? Тогда позвольте заметить, что вы еще ничего не видели. Я ваш главный актив — самый большой из того, что вы можете иметь. Так что воспользуйтесь им в следующие две недели. Но на всю катушку, потому что сейчас вы обращаетесь со мной, как с каким-то копьеносцем. А я из другого разряда. И остальные актеры это понимают. Пресса понимает, и зрители поймут. Только вы в заблуждении по поводу моей значимости. Ну ладно, я ложусь. Увидимся утром. Джон, не задерживайся.
— Ничего себе. — Стюарт побелел от ярости. — Спасибо за ужин, Джон.
— Я понимаю, что ее слова звучат фантастически высокомерно, но мы не привыкли к таким людям, как Ли. Мы не порождаем подобных звезд. Возможно, она права.
— А возможно, просто помешавшаяся на себе стерва из преисподней. Извини. До свидания.
Джон поднялся по лестнице и постоял перед дверью Ли.
— Джон, ты там?
Он повременил еще.
— Спокойной ночи, Ли. Тебе ничего не надо?
— Заходи. Надо поговорить.
«Надо поговорить». Два самых страшных слова в английском языке.
Ли сидела на кровати с толстой телефонной книгой в руке. Телефон стоял перед ней.
— Не получается, Джон.
— Не получается.
— Я приняла решение.
— Слушаю.
— Мне нужен другой.
— Другой? — У Джона похолодело в животе. А сам он сделался легким, словно гелий.
— Я не получаю никакой поддержки.
— И кто же этот другой?
— Господи, Джон. У меня дома много всякого знакомого народа. Вот собираюсь позвонить. Видишь ли, Стюарт не тянет, нет у него чего-то такого… Понимаю, что вы с ним поладили, но он мелковат.
— Так ты имела в виду Стюарта?
— А кого же еще? Сейчас позвоню в Лос-Анджелес и попрошу все уладить. А о чем же еще мы говорим? Решил, что о тебе? — Ли улыбнулась, потом рассмеялась. — Вообразил, что мне необходимо кому-то звонить, чтобы тебя заменить? — Она взъерошила Джону волосы и поцеловала в шею. — Испугался, глупый мальчишка. Несмышленыш. — Ее голова на секунду задержалась у него на плече. — Об этом я тоже думала. Мы поем не с одного листа. Расходимся.
— Расходимся?
— Да. — Ли вгляделась в его лицо с побелевшими глазами. — Ты меня любишь?
— Люблю, — прошептал Джон и почувствовал на губах ее дыхание.
— Точно?
— Точно.
Она опять его поцеловала и кивнула.
— Ну ладно. Так где ты сегодня был?
— Встречался с Айсис. Делает видеоклип к своей новой записи. На дурацком корабле на Темзе. — Джон хотел добавить: «Поет мою песню», — но передумал. Покой из дома ушел сто лет назад, и он не решился мутить воду.
— И как звучит?
— Не знаю. Наверное, хорошо. У Айсис сильный голос. Но эта поп-песня не моя вещь.
Ли ущипнула его за щеку.
— Какой ты милый. Ну, конечно, твоя. Ведь это твое стихотворение. Мог бы открыться. Решил, что буду ревновать?
— У тебя своих проблем много.
— Джон, ты просто чудо. Я тобой горжусь. Люди посылают детей к такой звезде, как Айсис, чтобы она послушала их песни. А ты написал для нее сингл. Лучше бы для меня. Но все равно я довольна. Ты ее трахал?
— Что?!
— Джон, я все понимаю: она тебе приглянулась — такой уж момент. Радость, возбуждение, благодарность и все такое прочее. Вы трахались в трейлере? Когда я на съемках, у меня всегда кто-нибудь есть.