Шаг по лестнице вверх. Забытое ощущение твёрдости.
Встаю на цыпочки. Потом плотно прижимаю руки к туловищу. Зачем? Нет ответа. Кажется, тело само знает, как ему поступать. Не помешать бы!
Делаю глубокий вдох. Внутри- в тёмном межрёберном пространстве начинается вибрация. Пятки напружиниваются и отталкиваются от бетонки. Я парю.
А потом моя макушка пробивает лестничный пролёт.
Боли нет!
Порядок! Только во сне нет боли. — Физической.
Душевная остаётся. От неё может избавить только смерть мозга. Так полагают учёные.
Полёт заканчивается перед нашей секцией. Её я узнаю по светло-коричневой обшарпанной двери. Но негоже врываться внутрь, паря в воздухе. Дядя Коля — сволочь, но пугать его заранее не стоит. Я осторожно касаюсь дверной ручки. Заперто! Ну, разумеется! Наш сосед мог запамятовать про необходимость закрывать дверь в секцию, но собственное пространство он никогда не оставлял нараспашку.
И как его взломать?
Постучаться! Я робко касаюсь коричневой филёнки, выкрашенной в коричневый цвет. (Цвет кала!) Опять отвлекаюсь. Кон-цент-ра- ция, Мирра! — слышен голос Бабуленции. Похоже, Мирра- или то, что отделилось от её кожаного мешка с костями и кишками, окрику вняло и повторило:
— Тук-тук-тук!
Никто не подал голоса.
Она приникла ухом к щели между дверной коробкой и дверным полотном. Мерное похрапыванье. Он здесь!
Зачем-то Мирра направляется к соседним дверям. На них — клейкие ленты. Запечатано? Нет, это называется опечатано. Мирра, хватил разводить болтологию! — «Это мысль, а не болтология!» — не остаётся в долгу Мирра, но послушно возвращается в исходную точку.
Однако какой толк стоять столбом перед запертой дверью? От кого из двух «Я» исходит вопрос. Выяснять нет времени.
Ночь на исходе. Скоро рассвет, и под крышей соседней с «Голубятней» сараюхи подаст голос горластый петух.
«Утренняя побудка грядёт! — напоминает голос Бабуленции. — Делай что-нибудь, Мирра! Шевели мозгами, конечностями и чем там ещё!»
Призыв воспринят не сразу. Мой астральный двойник медлит ещё пару минут, после чего покидает секцию.
Куда ты? Нет, он не мастер прямых ответов. Ну судя по его действиям, решение принято. Открыть раму и лезть через окно.
Эй, что ты делаешь? Если вознамерилась свести счёты с жизнью, то просчиталась. Во сне умирают лишь сердечники, а твой мотор работает исправно. Слышала это от врачей собственными ушами. Ноль реакции в ответ. Тогда в ход идёт тяжёлая артиллерия. Мирра, твой астральный двойник не может умереть! Он бессмертен.
Без комментариев.
Она вылезает на карниз, потом… Нет, не видать.
Чтобы продлить это расщепление на «Я» и «Оно», следует…
Нет, нет, постой петушок! Не кукарекай.
Я крепко зажмуриваюсь. Как будто этим можно удержать сновидение. Но оказывается, можно.
Теперь я внутри комнаты. Судя по звуку с дивана, хозяин мне отлично знаком.
Я стою совсем близко к столу. Последний барьер между мной и моим потенциальным убийцей.
Что дальше? Разбудить? Как вообще отдать человеку приказ, если он дрыхнет?
Где-то за окном горланит петух.
«Приди и убей меня!» — кричу я в отчаянии.
Петуху вторит следующий.
Плохи дела!
Глава 18
Про палату смертников и лягушечью серенаду
Палата № 3 примечательна двумя обстоятельствами. Во-первых, наличие пустой детской кроватки. Накануне на ней отошла в лучший мир трёхлетняя Вика с тяжёлой патологией мозга. Плюс присутствием взрослой пациентки, для которой сюда доставили дополнительную койку.
Рядом кроватка мальчика Павлика с детским церебральным параличом, от которого мать отказалась ещё в роддоме. А вот следующая пациентка семилетняя Анита раньше жила дома и ничем от своих сверстников не отличалась. В три года жарким весенним днём у неё начались судороги, которые родные списали на жару. Однако приступ повторился и холодной осенью. Сначала поставили диагноз — эпилепсия, а после генетического анализа последовал вердикт — болезнь Баттена. Его годичное лечение обходится в 60 миллионов в год. Пока эту сумму собрать не удаётся, и слепая обездвиженная девочка находится в медицинском учреждении.
Напротив входа — окно, а около него в нарушение всех правил прежней жизни- койка со взрослой безымянной пациенткой, чей едва прочерченный силуэт под тонким больничным одеялом напоминает… Ну несложно догадаться, что именно.
Вере неловко, что она не запомнила имя несчастной. Впрочем в её состоянии это уже неважно. Девушка безнадёжна. И самое гуманное в таких случаях — оставить всё на Божье милосердие. Конечно, вслух ничего такого в этих стенах не говорится. Но…