гающе светлое. Пугающе, потому что пока у тебя ничего нет, нечего и терять. А теперь есть что. А не хочется. Вот оттого и страшно. Немного, самую малость. Рун успел сделать за водой ещё всего три рейса. Сходил первый раз, вернулся, воин перебрасывается словами о чём-то неторопливо со стражниками в сторонке. Сходил второй раз, он им рассказывает что-то, они смеются. Сходил третий, воин сидит на лавочке с ошеломлённым выражением лица. Стражники стоят поблизости. – Пришла твоя, – сообщил один из них Руну. – Мрачна… как туча! Не в духе сильно. Обидели её что ли? Мы не посмели спросить. Узнай, если обидели, укажи нам, кто виновный. Мы накажем. Рун выслушал это с удивлением и поспешил в дом. Лалу он нашёл в горнице. Она расхаживала взад-вперёд, сжав кулачки, в глазках её сверкал гнев. – У-у-у, нехорошие! – промолвила она с негодованием. – Милая, что случилось? – обратился к ней Рун обеспокоенно. Лала остановилась. На её личике была смесь разочарования и осуждения. – Они нехорошие, девушки эти, вот что, – заявила она раздосадовано. – Стали мне про тебя дурное говорить. Прямо на девичнике, Рун! – Только и всего? – подивился он. – Ничего себе «только и всего»! Разве можно так поступать?! – она снова принялась расхаживать. – У-у-у! Рун рассмеялся: – Лала, прости. Ты столь мило сердишься. Из-за подобного пустяка. Кажется милее нет картины, чем сердитая фея. Так и хочется тебя обнять. – Ну так обними! – сурово посмотрела она на него. – А то ишь какой! Даже не обнимет! Он быстро подошёл к ней и прижал к себе. Она была вся напряжена. – У-у-у, нехорошие! – снова вырвалось у неё c обидой. – Расскажи подробно, что было, красавица моя, – попросил Рун очень ласково. Лала вздохнула. – Сначала всё шло чудесно. И венок мне сплели из цветочков, и песенки пели, и меня учили их петь, и игры были разные забавные, и хоровод. А потом… мне стали вопросы про тебя задавать. Ну так полагается вроде у вас на девичнике, у невесты вопрошают про жениха. А она им хвалится. Это приятно. Но что-то я замечаю, у них лица странные, когда я рассказываю, какой ты у меня славный и хороший. И тут вдруг начали отговаривать выходить за тебя. Злое про тебя стали твердить. Я им говорю, это неправда, феи разбираются в людях. А они меня даже не слышат. Все наперебой, мол, вы его знаете всего ничего, а мы всю жизнь, и такой он, и сякой, и бить будет наверняка после свадьбы. Мол, вы из-за своего волшебства влюблённости не видите, какой он на самом деле, а наступит прозрение после венчания, поздно будет. Я… Я… Не выдержала этого всего. И полетела от них домой. Они что-то мне кричали, пытались догнать. Но я в сердцах на них… немножко медлительности наложила временно на передвижение. Они и не догнали. Вот. Испортили мне всё. И девичник, и настроение. У-у-у, какие! – Ну, Лала, они о тебе беспокоились, искренне, не гневайся на них, – мягко принялся увещевать её Рун. – Бог с ними. Я уже привык к этому, мне кажется, так и должно быть. Что тут сделаешь. – Даже если они обо мне заботились, они всё равно нехорошие, – грустно произнесла Лала. – Нельзя жениха ругать при невесте. Тем более, в её праздник. – Ну прости их, любимая, – улыбнулся Рун добродушно. – Теперь я лучше понимаю, как к тебе люди относятся, раньше не понимала до конца, это сложно понять, – поведала Лала с сожалением. – Кстати, Найя помалкивала. Другие хором про тебя дурное, Рун, а она молчит. Вот. – Ну, хоть у одной совесть проснулась, – порадовался он. Но Лала не разделила его радости. – Признавайся, что между вами, – уставилась она на него пристально с подозрением. – Лала, не сходи с ума, – рассмеялся Рун. – Ты же это не серьёзно, да? – Очень даже серьёзно. – Разве была бы магия в объятьях, коли бы мне другая нравилась вместо тебя? Лала призадумалась ненадолго. – Наверное нет, – чуть успокоившись, неуверенно ответила она. – А сейчас магия есть? – Даже много, – её голосок заметно потеплел. – Ну вот видишь. К тому же ты красавица. Найя по сравнению с тобой… Ну как тут можно сравнивать!? Ты хоть понимаешь, насколько ты прекрасна? Она просто немного миленькая, и всё. Заурядно недурна. А на тебя… глаз не оторвать, Лала. Сердце так и поёт, когда ты со мной. И потом, ты не забыла, что мы с ней не в ладах? Пусть сейчас она помалкивала, раньше было иное. Такие вещи не располагают к симпатиям. Она мне вообще не нравится, совершенно. Давай забудем про неё наконец, про них всех. И сосредоточимся на том, что здесь и сейчас. – На чём ты хочешь сосредоточиться? – с любопытством посмотрела на него Лала. – На всём. Лала продолжала буравить его глазками с весёлым невинным очаровательным недоумением. – Хочется чтоб поласковее была, – объяснил он полушутливо. – А то жених тут, рядом, обнимает, а она всё сердится на кого-то, и на него ноль внимания. – Да ты же мой хороший, – промолвила она нежно-нежно, словно жалея его. – Плохая невеста досталась? Так бывает с особо несчастливыми юношами. – И не говори, – посетовал Рун. – Так не повезло. Ведь моя невеста за меня не выйдет. На последних словах его тон приобрёл нотки совсем нешуточной лёгкой печали. Лала вздохнула умиротворённо: – Давай на лавочку хоть сядем. Уж я тебя утешу. Мой заинька. На лавочке Лала сразу прильнула к нему сама, лица их сблизились, она стала глядеть ему в глаза. И столько было ласки, и приязни, и милой доверчивости, и доброты, и много-много всего очень светлого в её взгляде. Рун аж выдохнул, будто пытаясь продышаться, чтобы придти в себя. – Как ты это делаешь, Лала? – подивился он тихо. – Даже ничего не сказала, а меня проняло… до внутренностей до всех. Согрело. Что это? – Это мои чувства к тебе, Рун, – радуясь, поведала Лала. – Я тебя люблю. Я хорошая невеста, чтоб ты знал. – Да хорошая, хорошая, – искренне согласился он. Лала разулыбалась, положила голову ему на плечо. – Ну вот ты меня и исцелил от дурного настроения, от чужих обидок, – сообщила она счастливо. – Спасибо. – На то и нужны женихи, – усмехнулся Рун. – Ага, так и есть. Иначе зачем и замуж. – Ты тоже меня исцеляешь. Всегда, от всего дурного, – произнёс он с теплотой. Наступила тишина. Часто бывает, когда двое вместе, молчание нагнетает неловкость, но с Лалой у Руна так никогда не было. Она млеет, сияя, он счастлив, что она счастлива от его объятий, любуясь на это её сияние. И что ещё надо? Но говорить с ней, конечно, приятно. – Лала, – позвал он вскоре. – Что, мой котёнок? – Сегодня со мной кое-что произошло. Пока тебя не было. – И что же? – Мне заплатили. Много. За тебя, – повинился Рун грустно. – Предложили кучу денег, чтобы я просто рассказал сам о тебе. Я предупредил, что часть моих слов не будет правдой. И рассказал лишь то, что и всем остальным, что итак все знают. Ты не обидишься? – Почему я должна обижаться, Рун? – Я на тебе денег заработал. Это… неправильно. Мерзко как-то. Но уж больно много предложили. Целых двадцать серебряных монет. Деньги… они лишними не будут. Я же должен и о тебе подумать, и о бабуле. Спокойнее, когда они есть. Прости. – Двадцать серебряных монеток – это много? – поинтересовалась Лала беззаботно. – Это огромная сумма, – кивнул Рун. – Для нас с бабулей. Мы таких деньжищ и не видели никогда. – Рун, делай как считаешь правильным, – тихим приветливым голоском молвила Лала. – Я тебе доверяю. Ты этот мир лучше знаешь. Коли думаешь, так надо, так тому и быть. Только смотри чтобы тебя жадность не обуяла. Иначе чувства твои ко мне померкнут. Неизбежно. Будь осторожен. – Лала, для меня все деньги мира ничто по сравнению с тобой, – признался он простосердечно. – О-о-о, какой приятный комплимент! – порадовалась Лала. – И главное, от души сказан, это правда. Феям дано подобное различать. Спасибо, славный мой.