День второй
Рун проснулся от скрипа открывающейся задней двери. Той, что выходила в огород. Вроде и скрипнуло-то негромко, но почему-то пробудился. Уж рассвело совсем. Обычно он всё же раньше просыпался. День не из лёгких выдался вчера, чрезмерно полный ожиданий, и волнений, и напряженья нервного. Даже от работы так не устаёшь, как от тревог. Вошла бабуля. – Ты только воротилась? – удивился Рун. Говорил он тихо, чтобы сон Лалы не потревожить. – Да, Рун, – кивнула старушка. – Где ты была, бабуль? Я уж и не знал вчера, что думать. И не пойдёшь искать. Не бросишь же Лалу одну. Решил, заночевала у кого-то. – Так и есть, внучок. И не поверишь, у кого, – со значимостью произнесла бабушка. – И у кого же? – В городе, в хоромах у господ у знатных. – Правда?! – поразился Рун. – Истинная правда. Мы с Шашей обошли вчера всю-всю деревню. От края и до края. У каждого подворья побывали. Ох, Рун, ты б это видел. Сколько люду за нами хаживало. Не счесть, как муравьёв. И все-то удивлялись, и ахали. И все с таким почтением меня встречали. Очень много почёту было. Даже те, кто нос обычно задирает пред нами, все как один так вежливо, и уж не «бабка», а «баба Ида» говорили. Даже глава меня так называл и жёнушка его. А Шаше сколько перепало ласки. И все-то её гладили, и угощали, кто морковкой, кто хлебушком, кто даже пряничком. Уж она довольна была. Моя родная. Боюсь, объелась только, как бы не приболела от этого. И даже знатные господа, кто попадался, со мной здоровались. – Здоровались с тобой? – недоверчиво спросил Рун. – Да, – гордо ответствовала старушка. – Бабушкой меня называли. Вот один господин, разодетый весь такой, в шляпе, в вышитом камзоле, и говорит мне: «Здравствуй, бабушка». Представляешь? Да так… Ну, уважительно как будто. Я ему отвечаю с поклоном: «здравствуйте, добрый господин». А он мне: «бабушка, ты б не могла со мной проехать в город. С козой своей. Хочу, чтоб детки да супруга подивились на эдакое чудо». Сказал, что их в деревню не возьмёшь, когда тут собралися толпы, опасно и неприлично. И предложил мне за это… пять серебряных монет. – Ничего себе! – только и смог вымолвить Рун. – Да, Рун. Но я за вас переживала. И задумалась, соглашаться или нет. А он тогда мне «десять монет». Ну я и согласилась. Такие деньги. Да и знатному вельможе отказывать-то боязно. – Ну да, – понимающе кивнул Рун. – И он меня повёз. И Шашу. Не на телеге, Рун. В карете! Красивая внутри, прям загляденье. Отделана богато. Сиденья мягкие. И как будто трясёт гораздо меньше по дороге. Я в первый раз в карете побывала. За все мои года. Ну вот, привёз в свой дом. Богатый и красивый. И набежало к ним гостей немедля, всё дамы местные из знати, да детки их во множестве. Все Шашу гладили, с ней говорили, она немножко с детками играла. Меня ещё расспрашивали дамы. Про Лалу, что да как, про платье её очень интересовались, про её туфельки, как волосы уложены. Каждую мелочь хотели про неё узнать. Ну вот, а там уж и стемнело, и я со слугами у них заночевала. Потом с утра со слугами поела, и мне их управитель принёс монетки. Десять серебра, как обещалось. И поблагодарил. И один слуга ещё меня прям до деревни проводил, чтоб не ограбил кто-то ненароком. – Вот это да! – сказал Рун. – Да мы теперь богаты! – Не то чтобы богаты. Но при деньгах, – довольно молвила старушка. – А что ж не спросишь, что у нас тут было? Такие чудеса происходили. – Да я всё знаю, внучок. – Откуда же? – Да рассказали. – И кто ж успел? – Рун, сейчас все разговоры лишь об этом. Везде. Пока я со слугою шла, он всю дорогу и рассказывал, что было. Не замолкал ни на секунду. Жаль, не увидела сама такое диво. Но денежки важней, чем чудеса. Зимой-то ох как пригодятся. – Бабуль, – смущённо посмотрел на неё Рун. – Не можешь дать немного денег? Из тех, что Шаша заработала. Сегодня Лала обещалась в гости, домой к Тияру нашему. И дочке его младшей пообещала дудочку. Но у неё нет магии. Истратила вчера почти что всю. Ей не наколдовать никак, я думаю. Сбегаю на рынок в город, покуда она спит. Глядишь за час и обернусь. Вдруг да дудочку куплю. А если нет, куплю хоть что-нибудь другое. Коровку деревянную или кота. Игрушку. А то придёт без ничего к Тияру. Девочка огорчится, будет неловко. Бабуля улыбнулась неподдельным переживаниям, слышимым в его голосе. – Уж так ты её любишь, внучок. Печалишься из-за подобной ерунды. – Это вовсе не ерунда, – не согласился Рун. – Фея обещала, даже не чудо, просто дудочку. И не исполнит. Ей будет стыдно. Расстроится сильно, я думаю. Не хочется её расстраивать. – Зачем же обещала, коли не может исполнить? – Не знаю, может не ожидала, что магию потратит всю. А может не подумала. – Рун, у нас теперь есть серебро. А сколько там игрушка может стоить. Медяк иль два. Ну даже если пять. Что вряд ли. У меня в узелке припрятано. Немножко меди. Скопила. Возьми оттуда… да хоть десять медяков. – Спасибо, бабуль! Ты лучшая! – безмерно обрадовался Рун. – Внучок, по совести-то это её серебро. Она нам заработала. И ещё продуктов столько надарили. Поэтому я как бы возвращаю ей, а не дарую, – скромно заметила старушка. – Наверное, – согласился Рун. – Но всё равно, спасибо. Выручила. Очень. – Только, Рун, – серьёзно посмотрела на него бабуля. – Надо ей сказать. Твоей невесте. Чтоб всё-таки не обещала никому того, что стоит денег. Ведь мы не господа поди, чтоб тратиться направо и налево. Начни лишь тратить, скоро угодишь на паперть. – Неловко как-то ей про деньги говорить. И даже грубо. Ведь всё же гостья. Давай, если ещё раз так случится, тогда уж и скажу, – попросил Рун. – Ну… ладно, – согласилась бабушка. – Только ты уж с ней побудь, пока я бегаю. Я быстро. Если проснётся, а тут никого, испугается наверное. – Я побуду, внучок. Но ты уж поторопись. Дела в огороде сами-то не сделаются. Особенно, когда без магии фея твоя. – Ну да, не сделаются, – улыбнулся Рун. – Прости, бабуль, что всё не помогаю. Я постараюсь в скорости помочь. Не бросишь её никак. Страшно ей без меня. – Мне тяжело одной, Рун, – немного с укором сказала бабуля. – И из лесу ничего не принёс. Ни шкурок, ни мяса, ни хоть кореньев и грибов. – Бабуль, Лала не выносит убийств. Феи не выносят. К ней зайчики приходят на поклон. Она их гладит. И что, я должен их при ней схватить и удавить? Содрать с них шкурки? Она плакать будет. Никак. Бабушка вздохнула. – Я понимаю, внучок. Но и ты пойми. Ну ладно, если ты на ней женишься, тогда не пропадём, я думаю. Но ты же говорил, быть может нет, может отпустишь. И как мы зиму будем зимовать тогда? Если не заработаем, не сделаем припасов? У тебя было целых три желания! А станет ни одного. Поймал фею, и остался ни с чем. Ох, внучок, простофиля ты у меня. Как будешь жить, когда меня боги приберут. Я и не знаю. Она покачала головой. – Бабуль, я постараюсь сегодня уже начать что-то делать. Свожу её к Тияру, и в храм наш ещё обещала отцу Таю зайти. И во второй половине дня поди освободимся. – И что, она будет сидеть скучать в доме, пока ты работаешь? – скептически поинтересовалась бабушка. Рун с виноватым лицом промолчал в растерянности, не зная, что ответить. – Ладно уж, в огороде я и сама справлюсь пожалуй. Не привыкать, – промолвила старушка. – Но воды я сама не натаскаю. А её на донышке осталось. И дождей совсем мало было. И гусениц собрать бы с посадок. Я их почти не вижу, глаза уже не те. Надо их собрать, Рун.