*****
На небе горел алым огнём рассвет. Стояло дивное утро. Они спали вместе. Снова в лесу. Почему-то совсем не чувствовалось магии. И счастья от неё. Но было всё равно очень приятно сердечку. Так хорошо. В объятьях почивать. – Рун. Ты не спишь? – позвала она тихонько с нежностью. – Нет, дорогая Лала, – ответил он, открыв глаза. В его светлых зрачках отражалась любовь. «Он же не может меня любить», – продумала Лала. Но мысль эта сразу ушла от неё, как что-то неважное мимолётное. Им было хорошо. Сердечко пело. «Да от чего же ты поёшь, глупенькое»? – улыбнулась про себя Лала в весёлом удивлении. Но и это было неважно. Важно, что оно пело, даря чудесные счастливые мгновения. – Заря прекрасна, – с восхищением произнёс Рун звучным голосом. – Да, очень, – отозвалась она, разделяя его восторг. – Но ещё прекрасней ты. Любовь моя, – продолжил он. Да так… трепетно и проникновенно. Что прямо согрел её сильнее ярких утренних солнечных лучиков. – Что это с тобой сегодня? – порадовалась она. – Я счастлив от тебя. Вот что, – заявил он с интонациями рыцаря-поэта, декламирующего стих возлюбленной даме. – Твоё лицо, твоя улыбка, твои крыла, твой гибкий стан. Всё совершенством переполнено. За что даровано мне небом наслажденье? Тобою любоваться. В свете дня, в ночи. Прижать тебя к себе, даря своё тепло, и нежность, и любовь, и ласку. Это блаженство, быть с тобой, смотреть в твои глаза, как в океаны безмерной бесконечной красоты. Ты жизнь моя, ты рай мой, ты… Он вдруг замолчал, а затем сказал уже без всяких поэтических изысков, но столь искренне и душевно. Аж растрогал: – Я очень люблю тебя, Лала. – Я тоже тебя очень-очень люблю. Но только как друга, – с бесконечной приязнью мягко объяснила она. – Принцесса, вы само очарованье, – он снова перешёл на поэтический тон. – Ты знаешь, что я принцесса? – изумилась она. – Давайте скрепим этот чудный миг признанья наших чувств кровавой жертвой, что мне была обещана давно, – настойчиво поглядел он на неё. – Ну ладно, если ты так хочешь, – промолвила она растерянно. Он придвинул к ней своё лицо. Их губы сблизились. Она ощутила его дыхание и стук своего трепещущего сердечка. Закрыла глаза. Ещё миг, и он должен был случиться. Её первый поцелуй. Но не случился почему-то. Она открыла глаза. Рун смотрел на неё с очень странным выражением лица. Она вдруг поняла, что на ней совсем нет одежды. – Ой! – вырвалось у неё с ужасом. Она торопливо прикрыла ручками всё, что способна была прикрыть, чувствуя, как покрывается краской стыда, а её ум наполняется смятением. – Я не грешница! – проговорила она расстроено и исполнено болью, словно возражая кому-то. – Бесстыжая! – с негодующим осуждением воскликнула невесть откуда взявшаяся бабуля, строго взирая на них, лежащих. – Как смела опорочить ты свой трон, свою семью и своё королевство?! Почему-то голос бабушки к концу фразы стал папиным басом, а затем и она сама обратилась в папу, сверкающего гневными глазами. Лала испугалась до паники. Внутри у неё всё похолодело. – Я не виновата! – чуть не плача произнесла она. – Я не знаю, что это. – Сгори же, подлая! – с наигранностью плохого театрального актёра продекламировал отец, воздел руку, та засияла синим светом, в его кулаке сверкнула молния, оглушающе загрохотав. Лала вскрикнула и проснулась. Была ночь, за окном шёл дождь, слышалось затухающие отзвуки грома. – Что случилось, Лала? – обеспокоенно спросил Рун тихим голосом. – Грозы испугалась? – Разбудила тебя, мой хороший? – виновато отозвалась она тоже очень тихо. – Кошмарик приснился. – А-а. Ясно, – успокоился Рун. – Я от грома проснулся. Грохнуло рядом, а тут и ты закричала. Думал, опять… как в лесу. Грозы боишься. Сильно страшный сон? – Ужасный. – И что тебе приснилось? – Папа. Грозил мне, за то что я с тобой. И бабулечка твоя вместе с ним. – Понятно. Вообще-то бабуля рада, что ты с нами, Лала. Очень. – Я знаю, Рун. – А папа твой… Ты кажется говорила, твои родители хотят, чтобы ты обрела могущество. Без человека это не выйдет, насколько я понимаю. – Всё верно. – А во сне, значит, они хотели нас разлучить? – Нет. – Нет? За что же гневались тогда? Лала некоторое время молчала. В наступившей тишине было слышно, как мирно посапывает бабушка. – За то… что я с тобой… ночью. – А-а. – Приснилось, что мы как в лесу спим. А тут они. Жуть. – Да уж, – улыбнулся Рун. За окном на мгновенье ярко вспыхнуло. Через пару секунд по небу прокатились громовые раскаты. – Рун, мне страшно, – жалостливо сказала Лала. – Можно мне к тебе? – Никак нельзя, Лала, – с добрым сожалением ответил Рун. – Бабуля ж, вон она. А то твой кошмар станет явью. – Да её трубами не разбудишь, даже гроза ей не мешает, – настаивала Лала. – Нельзя, Лала, прости, – усмехнулся Рун. – Эх ты. Ну что ты за рыцарь такой? – постыдила она его. – Когда это я успел стать рыцарем? – поинтересовался он весело. – Мне страшно, а ему смешно. Ты нехороший, – буркнула она как будто с обидой. – Ну прости, милая. Просто ты хочешь невозможного. – Очень даже возможного. – Я между прочим без рубахи. – Ну и что. Всё равно темно. Или надень её. Долго что ли? Только и ищешь оправданья. – Нельзя, Лала, – очень мягко произнёс Рун. – Я не могу радовать одного дорогого мне человека, огорчая другого. Бабуля горевать будет. Переживать сильно. Если узнает. Нельзя. – Ох уж эта бабулечка, – вздохнула Лала. – Может ей к барону переехать? В замок. На время. Я его попрошу, он её пустит. Рун рассмеялся беззвучно. Лала тоже. – Вот так фея! – подивился он. – Я хорошая, – возразила Лала. – Просто я хочу быть счастлива. Твоей бабулечке понравилось бы в замке. За окном снова полыхнуло, а затем загрохотало. – Дай хоть руку-то, – с укором попросила Лала. – Страшно. – Ой, прости, – Рун потянулся к ней, вскоре нащупал во тьме своими пальцами её тонкие пальчики. – А в замке поди не было бы страшно ночевать в грозу? – В замке не так страшно. Там стены вон какие, – подтвердила Лала. Они замолчали. Бабушка с сопения перешла на похрапывание. Лала опять вздохнула. – Ну почему я такая несчастная, – горестно запричитала она. – Ну вот он же ты, один шаг только сделай, прижмись, и будешь спать в объятьях ангела, счастливая. И нельзя. За что!? Рун почувствовал по голосу, что её горесть не притворная, не в шутку. – Лала, ну не переживай, – ласково попросил он её, – Лишь завтра встанем, я тебя сейчас же прижму к сердцу. Надолго, обещаю. Потерпи. – Ты только говоришь, а сам найдёшь какие-нибудь дела. И я одна останусь. – Ох, Лала, мне же завтра за хворостом надо, – спохватился он. – Обещал бабуле сегодня с утра. – Ну вот, – молвила она с мрачным разочарованием. – Я постараюсь рано встать, красавица моя. Чтоб поскорее воротиться. И в замок. Ты езжай одна. А я туда приду, как закончу. Я быстро, пару часиков без меня побудешь у барона. – Рун, нет, не уходи пока я сплю, – почти взмолилась Лала. – Я не могу так. Всю ночь одна, и потом столько одна. Обняться надо утром. Потом иди. – Время больше займет тогда, у барона одна дольше будешь, – попытался убедить её Рун. – Сам только что пообещал с утра прижать к сердцу. Слово держать надо, мой дорогой жених, – безапелляционно заявила Лала. – Я лучше подожду дольше, но обнятая. – Ну ладно, – сдался он. – Я уж в нетерпении жду утра. Так хочется. Тебя прижать. – И мне, – голосок Лалы приобрёл радостные нотки. – Ложусь с мечтою, что вот проснусь завтра, и тут… Такая сладкая мечта. Хорошая. – Могла бы замуж выйти. За меня. Хотя бы понарошку. И все твои мечты…Я тебя не обижу, Лала, не притронусь даже. А вернёшься, кто там у тебя узнает, что тут ты выходила? – Я буду знать. Так нельзя, мой славный.