ироде. Ведь для неё естественно стремиться. Влюблять в себя. А может я дразню тебя немножко. По доброму, по-дружески, шутя. По-моему ты должен быть доволен. Тебе же нравится. Я чувствую. – Быть может я от этого страдаю, – улыбаясь, промолвил Рун с деланным огорчением. – И от чего же? – развеселилась Лала. Рун призадумался. – Ну же, – подбадривала его Лала. – От недостачи жертв, – наконец нашёлся он. – Ну да, такое может быть, – уже без всякой иронии признала Лала. – Вот видишь! – Бедняжечка! – с юмором произнесла она. – Жестокая, – с шутливым огорчением парировал Рун. – Ты так меня смешишь сегодня, Рун, – порадовалась Лала. И вдруг, вздохнув, подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Рун, ты хоть понимаешь, что это будет мой самый первый поцелуй? – уже без всякой улыбки мягко сказала она. – Ну, настоящий, с мужчиной. С парнем. – Вот это да! – поразился Рун. – Ничего себе. – А ты что думал, Рун? Что я целую всех направо и налево? – Да нет, просто не задумывался об этом никогда. Действительно, большая жертва. – Огромная, Рун. – Прости. – Да не за что тебе просить прощенья, – улыбнулась Лала. – Ну что ты, милый. – И получается, она теперь зазря. – Как это? – спросила Лала с искренним недоумением. – Ну это же всё было ради могущества. У Лалы дрогнули губки, и на личике появилось выражение безмерной печали. – Это не было ради могущества, Рун, – с трудом проговорила она обиженно. – Ты отказался от чудес. Ради меня. Пошёл на жертву. Огромную. Вот ради этого. У неё на глазах выступили слёзки. – Лала, ну ты меня не так поняла, – ласково произнёс Рун извиняющимся тоном. – Мы пошли на обещание ради могущества. Но оказалось, из-за проклятья тебе его не обрести. А жертвы стали результатом обещанья. Когда бы знали мы, что есть проклятье, не стали б обещать, и не было бы жертв. Вот это я имел в виду. Прости. Лала побуравила Руна глазками, но кажется успокоилась. Улыбнулась тепло. Снова положила голову ему на грудь. И вздохнула. – Врунишка, – буркнула она счастливо. – И в чём же я соврал? – усмехнулся Рун. – Ты-то пошёл на обещание не ради могущества. А потому что я ревела. – Нет, это был коварный план. Я знал, что ты пожертвуешь в ответ. И я заполучить сумею право. На первый поцелуй твой. – Действительно, ужасно коварный план. – И он, заметь, сработал. – Не стыдно тебе так обманывать несчастную фею? – Так это ты сейчас несчастна? Какая же бываешь, когда счастлива? – Ещё счастливее. – А так бывает? – Кто знает. – Лала, – произнёс вдруг Рун без тени шутки. – Что, милый? – Ты не жалеешь? Что обещала эту жертву. Когда она настолько велика, – спросил он мягко. – Нет, – искренне заверила Лала. – Нисколечко. Ты так заботишься обо мне, Рун, обнимаешь всегда… столь трепетно. Я, пока с тобой, всё время счастливая-счастливая. Спасал меня не раз. Помогаешь. Утешаешь в минутки грусти. Не стал меня неволить, отпустил, когда поймал. Мне кажется, Рун, любой другой дар не был бы достаточным за то, что ты делаешь для меня. А этот будет в самый раз. У меня нет ничего более дорогого, что я могла бы подарить тебе. – Спасибо, Лала, – тихо промолвил Рун. – Пожалуйста, мой зайка, – ответила Лала тепло. – Рун, – снова позвала она его через некоторое время. – Что? Она подняла голову и посмотрела ему просяще в глаза: – Давай присядем и посидим подольше. Ну, рядышком. Раз уж ты меня даже за ручку не держал сегодня ночью. Соскучилась. И магии бы надо. Поднакопить. А-то наобещала девочке подарок. Обычно, Рун, феям достаточно легко даётся наколдовывать игрушки. Все ж сами были детками, а в детстве колдуешь себе кукол. Но я-то слабая была всегда, не слишком много практики, мне это трудно. Не знаю, выйдет ли ей дудочку наколдовать. Или хотя бы куколку какую. Переживаю из-за этого. – Я сие предвидел, – довольно похвастал Рун. – Поэтому сходил на рынок. И дудочку купил. – Правда?! – обрадовалась Лала безмерно. Рун кивнул. – Да ты же мой хороший! – воскликнула она с чувством. Обхватила его за шею, их лица сблизились, и Лала вдруг замерла. – Ой, – сказала она виновато, немного покраснев. – Чуть не расцеловала тебя, Рун. – Чёрт! – в притворном огорчении вздохнул он. – Опять я нецелованный остался. – Чем же тебя отблагодарить за дар столь ценный, за заботу, суженый мой? – ласково спросила Лала, сияя. – Хм, – призадумался Рун, хитро прищурившись. – Ну, давай посидим рядышком. По мне вполне хорошая награда. – Ну так и быть, – разулыбалась Лала. – Только, Рун. Помоги мне на лавочку усесться. А-то как бы не упасть. Самым удивительным из времяпровождения с Лапой наверное было её счастье. В ней всё всегда очень нравилось Руну, но это было что-то особенное. Кто не видал счастливых людей, тот не поймёт, кто не видал счастливых девушек, не поймёт вдвойне, кто фей объятий не встречал счастливых, тот и на треть не будет близок к истинной картине в своих попытках жалких счастие представить. Это же не только её улыбка, её сияющее личико, её лучащиеся радостью озорные глазки. Это и её хорошее настроение, словно передающееся из её души прямо в твою, порождая там яркий свет, и журчащий нежный её голосок, и безмерно трогательные интонации слов. И каждый жест, и каждое движение. Всё источает гимн стремленью жить и наслаждаться прелестью добра и теплоты, дарованными небом. Ну вот что-то такое. Ну как это опишешь, нету слов. Чтоб передать те чувства. Она становится словно солнышко, только проливающее на всё вокруг не свет, а счастье. И когда счастье это вызвано тобой, когда прижмёшь её к сердцу, как что-то самое драгоценное в мире, и она начинает светиться, и с каждою минутой всё сильней, а если долго так сжимать её в объятьях, то и отпустишь, а она не угасает, всё освещает тебе душу. Как это может не согреть внутри, не пробудить там что-то самое… глубинно трепетное. Наверное это и есть истинный рай. Сравнится ли покой средь райских кущ с волнением и радостью блаженства быть рядом с кем-то, кто тебе столь дорог? И для кого столь дорог ты. Навряд ли. Пусть ангелы завидуют в эдеме, что на земле есть эдакое диво. Меж двух сердец. Как будто не влюблённых. Но упоённых близостью друг к другу. Может сегодня дело было не только в близости, не только в объятьях, в чём-то ещё. Рун не знал. Но разве это важно, в чём причины. Когда она зажглась безмерным счастьем. И озаряет им тебя и всё вокруг. Они сидели, обнимаясь. Говорили о разных пустяках. Смотрели друг на друга. И было в её взгляде столько чувств. Разнообразных сразу. И капельку насмешки добродушной, и чуточку смущенья и волненья, и много-много ласки и тепла, доверие, привязанность, надежда, немножечко кокетства, благодарность. И бесконечность милого невинного девичьего очарования. И это длилось и длилось. И не хотелось, чтобы закончилось. Жаль, что конец бывает у всего. Примерно через пол часа снаружи совсем рядом с домом послышался топот копыт и ржание. – Похоже, герольд приехал, – тихо предположил Рун. – Ну вот, опять нам не дают побыть вдвоём, – состроила сквозь улыбку недовольную гримаску Лала. – Да у меня спина уж затекла, – пожаловался Рун с усмешкой. – Да уж! – проронила Лала с деланным удивлением и осуждением. И рассмеялась, – Ох и кавалер у меня! Спрошу герольда, может он меня обнимет. Поди спина покрепче у него. – Не надо, – улыбаясь, искренне попросил Рун. В дверь громко постучали. – Герольд его милости! – раздался громкий мужской бас. Они отпустили друг друга. Рун встал: – Пойду открою. – Рун, – произнесла Лала добродушно, – ты можешь бабушке помочь с делами, покуда я с герольдом. Тебе наш разговор неинтересен будет. Я думаю. Навряд ли он решит меня обидеть. А-то мне уж неловко пред бабулей. Что ты из-за меня ей не помощник. Я позже тоже вам попробую помочь. Мне б было интересно поработать, как вы работаете, в вашем огороде. Хоть чуточку. – Ладно, – согласно пожал плечами Рун. Он вышел в сени. Отпер засов. Герольд – почётная служба, уважаемая. Его все знают, уж в округе местной точно. Рун тоже видел его сколько-то раз, но с расстояния. Теперь же тот стоял перед ним в шаге. Красивые одежды, с большим гербом барона, безупречно вышитым спереди цветными нитями, красивая же шляпа, причём иная чем у всех, какую носят лишь герольды, фамильный меч за поясом – искусный, с длинною резною рукоятью, в узорчатых посеребрённых ножнах. Ремень с серебряной пряжкой, на шее золотая цепочка, пальцы в перстнях. Благородные безукоризненно правильные черты лица. Он был не молод, но и не стар, мужчина в полной силе, достаточно высокий и широкоплечий, уверенный в себе. В глазах читались опыт, ум и собранность. Пожалуй дом бабушки Иды впервые видел на своём крыльце столь благородную и важную особу. Рун поклонился в пояс, герольд посмотрел на него равнодушно, как на помеху на пути, мешающую проходу. – Прошу вас, заходите, господин, – почтенно молвил Рун. Герольд молча переступил порог. Дверь за собой он не закрыл, и Руну был препятствием закрыть, поэтому она так и осталась распахнутой. Благо, особой нужды затворять её не было, сегодня никто не торчал поблизости, пытаясь высматривать фею – стража и страх нарушить указ баронский делали своё дело, и делали его на отлично, улица оставалась пуста. Рун провёл гостя внутрь, в горницу. Лала стояла на ногах, расправив крылья. Её личико до сих пор продолжало сиять счастьем. Рун невольно улыбнулся этому сиянию. Лала тоже одарила его тёплой улыбкой. – О боже! – негромко в полном изумлении вымолвил герольд. – Здравствуйте, сэр. Я Лаланна. Добро пожаловать в