лю. – Я и не спорю, – довольно ответила Лала. – Любишь. Но как друга. Как подругу. – Как бы не так! – А вот и так. – А вот и нет. Лала лишь фыркнула со смеху, лучась приподнятым настроением. – Прости меня, Лала, – промолвил Рун сердечно. – За что? – За то, что принимаю тебя за девушку. Сам мучаюсь, и мучаю тебя. – Рун, вдруг если бы не принимал, то и магии бы не было, и быть со мною не хотел? – Не знаю, Лала. Мы те, кто мы есть. – Рун, прости и ты меня пожалуйста. За всё. За то, что сделала тебе больно. Там, у барона, – ласково повинилась Лала. – Это было чума как больно, – с улыбкой поведал Рун. – Я, Лала, давно привык, что люди меня шпыняют. Не хотят быть со мной. Но тебе верил. Полностью. И тут ты вдруг стала… как все. Для меня словно солнце погасло. Как хорошо, что моё солнышко снова сияет мне. Значит ты теперь моя кошечка? – Вроде как, – весело подтвердила Лала. – Ох, внутри аж гудит всё, и бабочки порхают в животике. Как я счастлива. Прямо мурлыкать хочется. Мур, мур. Она поскребла пальчиками по его груди, изображая, словно кошка царапает коготками. – Рун, раз я была такой нехорошей. Сделала тебе больно. Придётся заглаживать вину. – Я уже в предвкушении, – усмехнулся он. Лала смотрела на него, смотрела, вдруг чуть привстала, склонилась над ним и нежно поцеловала в щёчку. И тут же опала на него, словно сражённая стрелой. – Держи меня, Рун, а то упаду, – пролепетала она. – Куда же ты упадёшь, если мы лежим? – тихо засмеялся Рун. – Не знаю. У меня сейчас такое чувство… словно я куда-то улетаю. Боже! Надо же… как ты… зажёгся. Она отрывисто задышала. Рун погладил её по спине. – Ой, Лала, прости! – спохватился он чуть испуганно. – Не обижайся. – На… на что? – с трудом проговорила она. – Ну, что погладил. Мне же нельзя. Ласкать. – Я и не… заметила… Рун. Трудно что-то… заметить. Когда столько магии. Всё хорошо, Рун. Вскоре её дыхание начало успокаиваться. Она снова легла нормально, устроившись поудобней. А сама так и светится вся. Рун залюбовался на это, на неё, а она отвечала ему милым доверчивым исполненным бесконечностью тёплых чувств взглядом. – Рун, послушай, – произнесла она по-доброму. – Что, Лала? – Те запреты. Не прикасаться. С нежностью. Наверное больше ни к чему. Тогда мы были ещё чужими. Сейчас нет. И раз мы не способны полюбить друг друга. Ты из-за проклятья, я из-за того, что фея. То нет в том и опасности для нас или бесчестья. Быть ласковыми. В прикосновеньях. Делай это иногда отныне. Изредка. Если захочешь. Я не обижусь. Кошечку же можно приласкать. И ей не запрещено ластиться. Она провела ладошкой по его щеке. – Только не увлекайся этим. Ладно? Изредка. Просто имей в виду, что я теперь не обижусь. Ты счастлив? – Да, – отозвался Рун искренне. – Очень. Столько даров. Бесценных. – Мне не жалко, – вздохнула Лала в расслабленном умиротворении. – Для тебя нет. – Лала, – вдруг озаботился Рун. – Что, мой хороший? – А это уже была жертва? – Ты о чём? – Ну, ты меня поцеловала. Это жертва была? Ты теперь со мной расплатилась? – А ты сам-то как думаешь, Рун? – улыбнулась Лала лукаво. – Я не знаю. – Какая же это жертва? В щёчку это не жертва. Жертва, это когда… Ну… как влюблённые целуются. В губы. Вот это жертва. – Ну слава богу, – с облегчением вымолвил Рун. – А то как-то странно. Я как бы другого ожидал. От жертвы. – Ну, это была не она. – Я рад. – Между прочим, Рун, ты уже отказался от моей жертвы. Помнишь ты это? – весело поинтересовалась Лала. – Ох, верно! – озабоченно выдохнул Рун. – Ты меня вынудила, правда. Но… что поделать. В его голосе Лала отчётливо разобрала нотки неподдельного грустного разочарования. – Рун, – сказала она, уже без всякой шуточности. – Это не считается. Я действительно тебя вынудила. Кто ж станет целовать, когда его обидели. – Ну, ты же это делала ради меня. Значит всё по-честному. Слово есть слово, раз оно принесено, уже не отменишь. Лала с удивлением воззрилась на него. – Рун, ну что ты, – мягко попросила она. – Если ты так пытаешься наказать меня, или может себя, за ту обиду, не надо. Пожалуйста! – Никого я не пытаюсь наказать, – добродушно возразил Рун. – Лала, ну так вышло, что слово дано. Никто не виноват. Тут есть выбор, считать, что оно не считается, или что это результат неудачного стечения обстоятельств. Мне выгодно было бы первое, но честнее будет выбрать второе. Я хочу быть честным. Ничего страшного. Жаль конечно, но обойдусь как-нибудь. Без жертвы. Просто теперь будь поласковее со мной. Таким разнесчастным. Лала глядела на него, глядела, в растерянной задумчивости. А затем её глазки задорно блеснули. – Смотри, Рун, – улыбнулась она. Она приподняла ручку и стала рисовать указательным пальчиком, озарившимся синим светом, в воздухе. За кончиком её пальчика потянулся световой след, не угасая, образуя линии. Она не торопясь соединила их в знак сердечка. Последний тут же вспыхнул, из рисунка материализовавшись в казавшееся состоящим из багряной жидкости ярко красное объёмное сердечко, сверкающее всей поверхностью, на сердечке появились глазки, ротик, носик, оно ожило, уставилось на Руна, вытянуло губки, несколько раз причмокнув ими, комично изображая поцелуй, и вдруг лопнуло, создав облачко алых брызг, быстро растворившихся и исчезнувших, словно ничего и не было. – Ой! – с удивлением произнёс Рун. – Вот. Я сейчас колдовала. Без спросу, – озорно похвалилась Лала. – Да, – кивнул он. И усмехнулся. – Придётся мне тебя оштрафовать. – Очень придётся, – сияя личиком, подтвердила Лала. – А не хочешь ещё поколдовать? – с хитрецой в глазах предложил Рун. – Нет, мой дорогой. Если только без штрафов. – Без штрафов не интересно. – Уже и чудеса мои тебе не интересны, милый? – Ну, интересны. Но штрафы интересны боле. – Чтож, продолжай мечтать о них. Лала в умиротворении закрыла глазки. – Как же хорошо, – проговорила она, лучась счастьем. – Ты такой уютный. – Могла бы и вторую жертву. Мне подарить, – буркнул Рун с иронией, изображая недовольство. – Как компенсацию за мои обиды. За то, что заставила страдать. – Бедненький, – весело посочувствовала Лала. – Рун, ты хоть понимаешь, каково пришлось мне? Рассталась с тобой, причинила тебе горе, а это тяжело, и больно, и некому обнять, и не к кому прижаться, и сколь плохо бы себя не чувствовала, нужно изображать, что мне замечательно. Дабы все поверили, будто я теперь ничего к тебе не испытываю. Ночью лишь поплачешь. Вся подушка была мокрой от слёз. Очень тяжело было. Её улыбка несколько померкла от неприятных воспоминаний. – Прости, – с мягким искренним сочувствием повинился Рун. – Я не подумал. И правда. – Тебе-то полегче было, – продолжила Лала добродушно. – Ты же умеешь вычёркивать из сердца. Тех, кто тебя обидел. А я тосковала. По тебе. Ещё и виноватой себя ощущала. – Эх, Лала. Когда столько обнимаешь кого-то. Его так просто уже не вычеркнуть, – вздохнул Рун. – Те времена, когда я мог тебя взять и вычеркнуть… кажется, они прошли. – Ну, мне приятно это слышать, Рун, – умиротворённо сказала Лала, снова впав в безудержное сияние. Утро неспешно вступало в свои права, отсчитывая минуту за минутой. Давно уж полностью рассвело, подутихло птичье пение, а они всё лежали. – Лала, ты не спишь? – тихо спросил Рун, любуясь на её счастливое личико. – Нет. Наслаждаюсь, – отозвалась она ласковым голоском, открыв глазки. – И я. Наслаждаюсь. – Настрадались без друг дружки. Теперь в себя приходим, – поведала она тепло. – Ну да. Только нам всё же надо бы уйти подальше. И поесть уже пора. Отдохнули твои ножки? – Ножки? – с удивлением переспросила Лала, и посмотрела на него озорно. – Ты думаешь, они у меня уставали, Рун? – А разве нет? Ты говорила, что устали. – Я тебя обманула, – сообщила она довольно. – Вот так фея! – рассмеялся Рун. – Это была маленькая хитрость. Чтоб помириться с женихом. – Так я всё ещё жених? – Всё ещё. – Но я развеял же как будто два желанья. Кто теперь поверит в это? – Мне всё равно, Рун. – А в чём смысл тогда? – Вот в этом. В том, что между нами. – Понятно. И ласковыми именами продолжать называть? – Продолжать, мой котёнок. – Ну ладно, солнышко моё. Только нам идти всё же надо. – Ну Рун, ну ещё немножко. Наскучалась, – жалостливо возразила Лала. – Милая, рассвело уже совсем, – мягко стал убеждать её Рун. – Мы слишком близко к городу, и к замку. Тут же шляются все кому не лень. И грибники, и ягод собиратели, и хвороста, и охотники, и птицеловы, и знахари, травки целительные отыскивая. И разные учёные мужи, ища ингредиенты для алхимии или зелий. Вот мы лежим, и в любой момент кто угодно может сюда явиться. И что он подумает тогда о нас? – Ну мы же одетые. Что он может подумать? Просто отдыхаем. – С утра решили отдохнуть, не у себя в постелях, а в лесу, лежим в обнимочку, – поиронизировал Рун. – Слухи пойдут всяческие. А о тебе они быстро расходятся. Вон, собаки лают. Не так уж далеко от нас. Кто-то охотится, похоже. Уйти бы нам подальше. – Заинька, пять минуточек ещё, и пойдём. Раз ты так хочешь, – предложила свой компромисс Лала. – Ну хорошо, любовь моя. Эх, до сих пор не верится, что мы снова вместе. Я и не надеялся. И в голову бы не пришло, что так может быть. – Я тоже не надеялась сперва. Когда расстались, – призналась Лала. – Барон был поначалу столь радушен. Решила у него остаться. Но потом всё стало плохо, страшно. Тогда и обрела опять мечту о воссоединении. Не сомневалась, ты меня простишь, ежели выслушаешь. Боялась лишь, что не захочешь слушать, не откликнешься на мою просьбу прийти. Всё же я тебя очень оби