– Ну, я-то точно замечаю лишь тебя.
Тем временем всадник подъехал к постоялому двору, замахнулся плёткой на собаку, продолжающую заливаться лаем:
– Пшла прочь, глупая псина!
Собачонка отскочила, и лишь сейчас отвлеклась от своего занятия достаточно, чтобы узреть Лалу, мгновенно успокоилась, завиляла хвостом, поклонилась, произнесла чинно «гав-гав», села, с бесконечным восторгом на мордочке. Рун напрягся, оглядевшись вокруг. Вроде никто не обратил на странное поведение животного внимания. Всадник спешился, и едва ступил наземь, его лошадь сейчас же выполнила поклон, отставив переднюю ногу. Рун опять с тревогой повертел головой. Нет, и на сей раз пребывающие на улице прохожие не придали произошедшему значения. Единственный, кто хоть сколько-то отреагировал на выходку лошади, был её хозяин. Да и тот лишь слегка удивился.
– Что это ещё такое? – молвил он недоумённо. – Может с подковой что-то? Всё не слава богу.
Он привязал лошадь к столбу, направившись в харчевню. Равнодушно прошёл мимо Лалы и Руна, скрывшись в дверях.
– Надо же, не отпустил меня. Молодец, – порадовалась Лала.
– Всё равно напрягся, – признался Рун. – Прям в шаге прошёл. Стыдновато. Просто знаю, что не осознают ни тебя, ни наши объятья, потому полегче. Милая, с этим надо что-то делать. С животными. Мы так далеко не уйдём.
– Что-то надо, – согласилась Лала. – Не переживай, любовь моя. Я сейчас всё исправлю.
Она отстранилась с мягкой улыбкой, и сразу полетела к собачке. Рун пошёл было следом, но не успел сделать и пары шагов, как откуда-то сверху слетела стая воробьёв, рассевшись рядом с собакой стройными ровнёхонькими рядами, натурально полк. Собака ноль внимания на них, они на неё, все только на Лалу. Рун так и замер на месте, сообразив, что ежели подойдёт сейчас, получится, будто воробьи не боятся его, а не подойдёт, ничего необычного для окружающих не произойдёт. Особенно с учётом, что взаимодействие с Лалой теоретически должно сделать и птиц и пса менее значимыми. Воробьи дружно чирикнули единожды «чив-чив», словно полк прокричал «ура» главнокомандующему.
– Да мои вы хорошие, – рассмеялась Лала с умилением. – Вы зачем это делаете все? Так рады фее? Ну-ка, кто из вас главный, кто командир, лети-ка сюда.
Она выставила ладошку перед собой.
Сейчас же двое воробьёв перелетели к ней на ладонь, и давай клевать друг дружку да за перья щипать, пытаясь прогнать соперника.
– Прекратите! Как не стыдно, а-я-яй, – укорила их Лала. Воробьи тут же затихли. – Вот что. Назначаю вас на сегодня обоих командирами. Моими генералами. Прошу вас, берите свою рать, каждый ровно половину, облетите сей городок и передайте всем-всем птичкам и зверюшкам мою просьбу, почтение мне не выказывать. Им объясняйте, я незрима для людей, и если звери кланяются мне, то выдают моё присутствие. Понятно?
Ответом ей было дружное «чив-чив» пернатой парочки. Лала погладила их по головкам пальчиком, они поклонились, вернулись наземь к своей стае, сели по разным сторонам её, скомандовали «чив», стая немедля, к изумлению оторопевшего Руна, дружно разделилась напополам, точно посередине, одна полвина синхронно сделала пару прыжков влево, другая вправо, все как один, сохраняя безукоризненную стройность рядов. Снова в один голос чирикнули своё приветственное «чив-чив», взмыли в воздух и полетели своими полу-стаями в противоположных направлениях. Лала погладила собачку:
– Здравствуй, милая. Веди себя хорошо. Не бегай за лошадками. И боле мне не кланяйся, ладно?
Собака совершенно осознанно кивнула. Рун лишь теперь решился подойти. Лала обернулась к нему, а сама так и лучится, светлыми чувствами переполненная. Наверное только феи умеют столь искренне радоваться простым добрым вещам.
– Ну, мне не удержатся, – посетовал Рун, любуясь на эту радость и эту красоту.
Он снова прижал Лалу к себе. Она лишь вздохнула умиротворённо, довольная и счастливая, глядя на него своими огромными глазищами. И столько было в них всего. Приязни, и любви, и ласки, и теплоты душевной, и надежд каких-то трепетных. И вся бесконечность ангельского невинного очарования.
– С ума ты меня сводишь, Лала, – беззлобно пожаловался Рун. – И зверей, кстати, тоже. Такого ещё не было доселе. Никто из живности прям мимо не пройдёт. Одни кланяются, другие аж поют.
– Похоже, я случайно очаровала всех зверюшек местных, – поведала Лала. – Вот не слушаешь меня, а я тебе говорю, мне надо колдовать. Не привыкла к столь огромной магии, не могу удерживать её всю в себе. Мне кажется, это твоя вина. Ты слишком запылал тогда. В грозу. Зажёгся так, а я ещё боялась. Но может дело и не в этом. Просто не привыкла. Ты столько магии мне даёшь, Рун. Я и мечтать не смела, что обрету когда-нибудь подобную силу. Даже боюсь представить, какой могучей я бы стала, не будь проклятья.
– Тогда бы ты меня не любила, не будь его, – тихо произнёс Рун.
– Да. И не узнала бы вот этого всего, – подтвердила она с нежностью. – Ни озерца бы не случилось. Ни многого другого. Что мне так дорого.
Они оба замолчали, держа друг друга в объятьях посреди улицы. Мимо шли люди, всё так же у таверны стоял народ, судача меж собой. Блестели лужицы на камнях, отражая лучи солнца.
– Выходит, ты хоть и против воли, околдовала животных без спросу, – невинно проронил Рун.
– И что? – с растерянностью побуравила его глазками Лала.
– Ну… ничего, – вынужден был ответить он.
– Вот так-то! – восторжествовала Лала лукаво.
– А у вас там, в вашей стране, коты часто поют? Поди сплошное пение повсюду, – предположил Рун.
– У нас, суженый мой, зверюшки привычны к феям, и у них свои заботы, а фей много, – объяснила Лала. – Станешь каждой петь, и время не останется, чтоб пропитание искать и деток растить. Да и феи не сдерживают магию, потому она не прорывается из них вот так. Я вообще ничего подобного раньше не видала. Вот расскажу об этом дома, когда вернусь, все будут удивляться. Есть звери, которые умеют и любят петь, из тех, кого наделили речью. Но они поют словами, музыки они не исполняют. Тем более такой, чтобы как настоящий оркестр.
– Понятно. Ну что, пойдём, красавица моя?
– Пойдём, любимый.
Взявшись за руки, они неторопливо направились по выложенной камнем дороге. Лала с огромным любопытством оглядывала всё вокруг, смотрела на людей и их наряды, на домки, на ребятню, порой резвящуюся там и сям, на стражников и их амуницию. Неожиданно из-за угла вышел мальчик, ведя на верёвочке чёрную козочку. Рун внутренне напрягся, готовясь к худшему. Успели воробьи всем передать, иль нет, кто его знает. Козочка сразу уставилась на Лалу во все глаза, но боле ничего. Лишь чуть качнула пару раз головой, поравнявшись с ней, и этим ограничилась.
– Ну слава тебе, небо, – с облегчением выдохнул Рун, успокоившись.