— Как странно и чудно! Такие тоненькие! И гнутся совсем иначе.
— Они красивые, — Лала разулыбалась, согретая невинной радостью подружки. — Ты теперь человек, Мияна. Ровно до полуночи. Но ежели захочешь раньше снова стать русалочкой, лишь погрузись с водичку с головой, и в тот же миг чары рассеются.
Мияна продолжала экспериментировать с ножками, рассматривая их с глубоким интересом.
— Мне кажется, нашим мужчинам не понравится, — подумала она вслух. — Тоненькие по сравнению с хвостом. И коленочки так выступают. А вашим мужчинам это нравится?
— Да, — кивнула Лала с улыбкой. — Любой бы загляделся. Они стройненькие и изящные. Очень красивые.
Мияна рассмеялась весело.
— А как на них ходить? — спросила она.
Лала подошла к ней, протянула ладошку:
— Держись за меня и попробуй встать.
Мияна взялась за её ручку, осторожно поднялась на ноги, постояла чуть-чуть, неловко сделал шаг, другой, едва не упала. Но личико её сияло.
— Дрожь сильная в них, — поведала она воодушевлённо. — И слабость как будто. Тяжело даже стоять. Не знаю, как вы ходите. Но это очень чудно. И так высоко от земли себя вижу. Аж страшно. Спасибо, Лала!
— Чтоб ходить на ножках, надо привыкнуть, Мияна, тогда даже и бегать сможешь, — объяснила Лала довольно. — Пойдём присядем под деревце, в тенёк. А как подсохнешь, я тебе и платьице наколдую. Если хочешь. Только тоже временное. До полуночи. Хочешь платьице?
— Очень хочу, Лала! — воскликнула Мияна, засияв ещё ярче. — Мы, русалки, немножко завидуем вам, девушкам суши, что вы в такое красивое наряжаетесь. Хотелось бы хоть разочек тоже нарядиться.
— Подсохнешь, тут я тебя и наряжу, — лучась энтузиазмом, пообещала Лала. — Пойдём, моя славная, присядем.
Одинокое дерево росло буквально в десяти шагах от них. Девушки направились к нему, Лала придерживала пошатывающуюся Мияну, помогла ей сесть, уселась сама.
— Спасибо, Лала, за такой подарок, — с искренней глубокой благодарностью произнесла Мияна. — А теперь расскажи мне, что произошло. Почему Рун обиделся, и чем тебя обидел?
Личико Лалы немедленно погрустнело.
— Ох, Мияна, я даже и не знаю, как начать, чтоб было всё понятно, — вздохнула она жалостливо. — Тут множество деталей важных. Сначала всё же он, наверное, меня обидел. Чуть-чуть. Потом я его, сильнее, а потом он меня, очень сильно. С утра у нас было всё замечательно. Он был милый и ласковый. Как никогда. Мы счастливы были, обнимались много. А потом. Он предложил вместе купаться и обниматься прямо в водичке. Придумал купаться одетыми, чтобы не нарушать приличий. А я, глупенькая, и согласилась. Даже обрадовалась. Обниматься в водичке, это очень романтично. Тебе, Мияна, наверное трудно всё это понять, про одежду, вы дети природы, живёте подобно зверюшкам, не зная стыда наготы. Но для тех, кто на суше, всё иначе, одежды — это очень важно для нас. Очень-очень. Для девицы добровольно обнажиться пред мужчиной, с кем она не обвенчана, — это не просто стыд, не просто позор, это полная утрата чести. Поэтому и купаться вместе нельзя. А тут он придумал одетыми. Ну вот, я обрадовалась, зашли мы в водичку, окунулись. И вдруг у него делается странным лицо, он отворачивается, и говорит, что у меня просвечивает платье. Я смотрю на себя и вижу… о боже! Оно прозрачное практически! Там, где прилипло мокрым к коже, словно и не надето ничего. А прилипло сверху оно практически везде. Плотно облегло. Мне со стыда сгореть хотелось. Он хоть и заверяет, что почти ничего не успел увидеть. Но мне не верится. Ну как там можно не увидеть, когда насквозь прозрачно? Ужас какой-то! Так стыдно. Вот я глупая, как не подумала, что столь тонкий шёлк прозрачным станет при промокании? Фей дождик не мочит, Мияна, наши платьица не намокают никогда. Я не носила ничего мокрого прежде. Но догадаться-то могла бы. Немного ошалела от всего — от счастья, от объятий, от того что романтично так. Что Рун столь ласков. Вот и не подумала. Я расстроилась сильно, когда всё это произошло. И немножко обижена была на него, что он такое мне сделал. Сказала ему идти на бережок и ждать, не оборачиваясь на меня.
— Лала, а ты думаешь, Рун нарочно это сделал? — осторожно осведомилась Мияна. — Думаешь, он знал, что станет прозрачно?