— Ну да, приключение так приключение, — признал Рун.
— И даже штраф не с кого взять, если только с королевы не попросишь, — весело заметила Лала. — Я буду думать, мой львёнок. Но это непросто. Как-то прикрыть десятки русалочек. Или сотни. Я не знаю, сколько их тут. И согласятся ли они. Они добрые, и любопытные, им хочется, чтобы мы пришли, наверное согласятся. Но как их всех прикрыть, я пока ума не приложу.
— Мне нравится, как ты воодушевилась, солнышко моё, — улыбнулся Рун. — Надеюсь, придумаешь, и тогда у нас случится ещё что-то особенное здесь, на этом свидании.
— Именно так, — просияла Лала, и вдруг стала серьёзной и взволнованной. — А сейчас, любимый, пришло время для другого особенного.
— Для… жертвы? — проронил Рун с осторожной надеждой.
Лала покрылась краской.
— Нет, заинька, — мягко сказала она. — Для другого другого. Дай мне свою рубашку.
Рун воззрился было на неё с недоумением, но тут сообразил.
— Решилась? — по-доброму спросил он.
Она кивнула.
— Мне куртку надевать?
Она отрицательно покачала головой всё с тем же взволнованным видом.
Рун встал.
— Только ты не пугайся, Лала, — молвил он смущённо. — У меня там шрамы, на спине. Когда-то высекли здорово.
Он стянул с себя рубаху. Лала уставилась на него с любопытством. Разглядывала.
— Ну что, захотелось замуж? — усмехнулся он.
— Может быть, — улыбнулась она сдержанно. — Насколько вы всё же другие. Поразительно. А спину покажи. Что там за шрамы, ты говорил?
Рун повернулся, и Лала ахнула. Вся его спина был испещрена заросшими следами от плети.
— Ой-ёй-ёй, да кто же это тебя так? — голосок Лалы наполнился растерянностью и жалостью.
— Палач, как и положено, — спокойно поведал Рун. — Не дедушка же. Это давно было, уже и не болит, и не чешется, и на погоду не реагирует. Наоборот, как бы чувствительность меньше стала. Если по спине ударить меня, боль слабо чувствую теперь.
— И за что же тебя так жестоко?
— За дело, Лала. Всё справедливо. Когда мне было десять, в гостях у дяди находился, в замке. Стал баловаться с огнём. И чуть пожар не устроил. Еле успели потушить. Ещё легко отделался, в принципе.
— Такого маленького так избили?
— Да какой же это маленький? — возразил Рун. — Уже большой лоб, должен понимать был. А если бы не потушили? Много горя бы мог принести. Многим. Навсегда запомнил этот урок. За дело наказали. Не переживай, солнышко.
Лала подошла, прикоснулась к шрамам ладошкой.
— Бедненький мой.
— Лала, мне конечно приятно, что ты меня жалеешь, — рассмеялся Рун. — Но я даже и не помню уже толком, что было тогда, как секли. Просто странно выглядит. Кто увидит, подумает невесть что. Или что каторжник какой. Или как ты, что бедняжечка несчастный. А я счастливый очень. Потому что ты со мной. Но ты жалей меня, всё верно. Вдруг замуж надумаешь, чтоб меня утешить. Или хотя бы обнимать станешь понежнее. Всё какая-то выгода. Надевай скорее рубашку, страх как хочется узнать, какова ты в ней.
— Не оборачивайся, Рун, пока не скажу, — аккуратно напомнила Лала. — И если я пойму, что не могу в ней быть, я обратно переоденусь, не обижайся.
— Конечно.
Рун сел к ней спиной. Слушал, как шуршит её платье, как стрекочет кузнечик. Чувствовал тёплые лучи на коже. И настроение было светлее светлого. А в душе радостное ожидание чего-то. Так прошло минут пять.
— Можешь глядеть, Рун, — раздался позади робкий голосок.
Рун обернулся. Рубахи в здешних краях носят длинные, без пуговиц, расстёгивание в них не предусмотрено, их надевают через голову. На девице выходит словно платье. Для обычных девиц не подошло бы, потому что коротко, неприлично будет, но для феи почти в самый раз. Тем более, Рун был выше ростом, на Лале ещё длиннее казалось. Неожиданным откровением для него стало то, что на ней обычная мужская рубаха смотрелась очень красиво. Почему-то восхищала.
— Тебе страх как идёт! — чистосердечно сообщил он.
— Крылышек не видно, — с сомнением произнесла Лала смущённо.
— Всё равно. Как всегда, ты прекрасна! — пылко заверил Рун.
Лала улыбнулась ему, не без капельки иронии. Подобрала рукава, чтобы не спадали ниже кистей.
— Помоги мне волосы вытащить, милый.
Он осторожно вытянул сзади из-за ворота её золотистые пряди, расправил.
— Вроде всё.
Она обернулась, уставившись на него своими огромными глазищами загадочно и взволнованно. А он глядел на неё, тоже волнуясь.