— Обидел я тебя, милая? — озабоченно спросил Рун, заметив перемену в ней.
Она не ответила.
— Обидел, — совсем сник Рун. — Я не со зла, по недоразуменью. Просто не предполагал, что это может тебя так задеть. Иначе не сказал бы ни за что. Подобного. Простишь ли ты меня? Прости пожалуйста.
Лала вздохнула.
— Рун, для меня это так серьёзно. Это жертва. Большая. А ты насмехаешься над ней, — проговорила она с печальным укором.
— Лала, для тебя это жертва. А для меня счастье, — объяснил он чистосердечно. — Я не насмехаюсь. Я мечтаю. Я бы хотел, чтобы так произошло. Я знаю, так не будет. Но если б было… Что же мне теперь и помечтать даже нельзя? Была бы ты хорошая фея, ты бы исполнила столь доброе желание.
— Так я плохая теперь? — мрачно поиронизировала Лала.
— Ты очень хорошая. Просто… это же тоже нелегко, быть женихом понарошку, когда всей душой жаждешь быть по правде. Немножечко помягче могла бы относиться к кавалеру.
— Ладно уж, мечтай дальше, — смилостивилась Лала, оттаяв. — Только тоже будь помягче. В вопросе жертв. Не шути над ними так. Я ведь… сама не уверена насчёт того, сколько их наберётся. Вдруг как и правда много. Для меня это совсем не шутки, Рун. Одна жертва — это дар. А много… Это стыдно очень. Ты как бы намекаешь, что я бесстыдница, когда так шутишь.
— Я понял, красавица моя, прости, — ласково повинился он. — Я тебя точно не считаю бесстыдницей, ни за что я так не подумаю о тебе. Ты знай это, хорошо?
— Хорошо, — умиротворённо ответствовала она, снова воссияв счастьем.
Ненадолго наступила тишина. Лала прижалась плотнее, пристроилась поуютнее. Рун погладил её по плечику.
— Лала, — позвал он.
— Что, мой львёнок?
— Можно кое-что узнать? Про жертвы? Я не в шутку.
— Да.
— Если ты вернёшься в свой мир нескоро… Ты только не обижайся. Я просто предполагаю, с твоей тягой к колдовству… Вдруг тебе и правда придётся жертвовать много. Я… у меня воображения не хватает представить, как это может происходить. И что я должен чувствовать при этом. Но ты пожалуй станешь горевать. А значит… мне тяжело будет принять это. Эти жертвы. Ничего приятного в них не будет.
— Я поняла, Рун, — отозвалась Лала с теплотой. — Ты прав. Хорошо, что мы об этом поговорили. Я буду держать сие в уме. И если задолжаю тебе много… жертв. Ты сильно-то не надейся. Но ежели задолжаю. Я одарю тебя с радостью и нежностью, от всей души. Потому что это мой долг тебе. Долг чести. А горевать, возвращая его тебе, было бы бесчестьем. Обиду бы тебе и боль принесло вместо услады сердцу. Мне будет нетрудно, Рун, не горевать, а нежной быть. Надо лишь вспомнить, кто ты для меня и сколько сделал всего. Что ты мой рыцарь, и мой друг, с которым я навек прощаюсь.
— Спасибо, конечно, — улыбнулся Рун. — Но по-моему, люди настолько не управляют своими чувствами, как тебе кажется, голубка моя. И феи тоже… Ты испугаешься, расстроишься, и хорошо если не заплачешь.
— Глупенький ты, Рун, — произнесла Лала исполненным чувств приязненных голоском. — Я же тебя люблю. Мне будет больно при расставании. Я буду горевать об этом. Может и заплачу. Даже наверняка. Но от этого. И когда станет больно от этого, мне будет не до испуга из-за поцелуев. К тому же только так я могу тебя отблагодарить за всё, что ты делаешь для меня. Мне это дорого — то, что ты мой рыцарь. Поэтому со всей нежностью, заинька. Ты получишь все мои долги, сколько бы их не накопилось. Я теперь буду внутренне к этому готова.
— Ну ладно, — успокоился он.
— Смотрю я, много ты думаешь о жертвах, милый, — проронила Лала с иронией.
— Не без этого, — признал Рун весело. — Как там мои успехи в твоих снах? Надеюсь, без лягушек всё обходится?
— Ты вовсе мне и не снишься даже, — покраснев, сказала Лала.
— То-то я каждую ночь только и слышу «Рун, Рун».
— Это я тебя не во сне зову. Плохо обнимаешь, вот и напоминаю, что надо покрепче бы.
— Ого! — подивился он с юмором. — Складно сочиняешь. И быстро так нашлась. Вот это фея.
— Лучше расскажи мне, котик, что там в твоих снах, — придумала как перевести тему Лала. — Что-нибудь происходит?
— Я мало помню, — посетовал Рун. — Но происходит точно. Иногда просыпаюсь со звоном стали в ушах. Или как будто дрался с кем-то всю ночь, ну, мысленно, мысли заняты поединком. Только почти сразу уходит всё, лишь проснёшься. У меня там есть учителя. Вот их я запомнил. Троих. Кажется их больше, но запомнил троих. Все эльфы. Один учит стрельбе из луков, арбалетов, метать кинжалы, такому всему. Этот добрый очень, словно отец родной. Всегда душевно как-то… относится. Есть тот, что учит драться без оружия, руками. Он по-другому со мной себя ведёт. Собранный извечно и спокойный. Ни с добром, ни со злом ко мне, просто делает своё дело, обучает, и всё. Но старательный. А третий… учит с оружием разным обращаться. С мечами, кинжалами, топорами, палицами, много чем. Более всего с мечами. Этот страх как любит голову мне с плеч снимать. Прямо забавляет его как будто. Ставит против себя, несколько секунд, и раз, плюхаешься мордой в песок, или в траву. За несколько мгновений мне голову снимает обычно, два-три удара, и всё. Когда голова падает лицом вверх, бывает вижу, как тело моё хватается руками за воздух, прежде чем завалиться, а из шеи кровь фонтаном.