— Правда-правда? И больше не будешь упрекать меня, что я с тобой только из-за неё?
— После месяца на озере? — усмехнулся Рун. — Когда-то ты желала моих объятий только из-за магии. Я это точно знаю.
— Ну, правильно, когда ты был чужой. Чего ты хотел?
— Ничего. Просто… это… обидно было… немного. Временами. Как будто всё равно один. Нет меня, есть только магия.
— Бедненький, — поиронизировала Лала ласково. — Ты, котик, не понимаешь, ты радоваться должен, что я так нуждалась в твоей магии, что постепенно полюбила и тебя самого.
— Да я радуюсь. Очень, — сказал он с теплотой, поглаживая её по плечику. — Но всё же у тебя жестокая природа.
— Я тебе всегда это говорила. Обниматься с тем, кто не суженый, и даже с незнакомцем. Не жестоко?
— Ну да, пожалуй, — согласился он. — А если бы ты не испытывала счастья, ты бы стала обниматься со мной сейчас?
В его словах чуткая душа Лалы уловила еле различимые нотки неподдельной грусти. Она подняла голову, посмотрев на него с любовью.
— Да, — в её голоске было столько искренности, и доброты, и невыразимых чувств приязненных, что у него аж отдалось горячей волной внутри. — Ну что ты, милый. И почему я не должна испытывать счастья от объятий с нежным другом?
— Ну вот, — полушутливо омрачился Рун. — Опять я друг. Ещё недавно был возлюбленным как будто.
— Нежный друг и ангельски возлюбленный это одно и то же, чтоб ты знал, — заявила Лала, разулыбавшись. — Для девушки её возлюбленный это её друг сердечный. Дело же не в слове, а какой смысл мы вкладываем в него. Как произносим, нежно или дружески. Разве я не нежна с тобой? Мой заинька.
И опять это прозвучало так, что отдалось у него внутри. Рун вздохнул умиротворённо.
— Нежна. Но всё равно, — буркнул он с довольной физиономией. — Мне приятнее быть возлюбленным, чем другом.
— Как это не назови, Рун, ты точно знаешь, что между нами.
— И что же?
— Что-то очень хорошее. От чего сердечку сладенько. От чего оно счастливо. У нас обоих.
Он коротко рассмеялся, ощущая переполненность чувствами светлыми в груди.
— Ну да. Всё верно.
— Освободить твою ножку от цепи, львёнок? — предложила Лала. — Кажется, я сейчас это могу.
— А что потом? За борт и уплыть? Я не уверен, что в состоянии, — озаботился Рун.
Тут воин, стоявший на карауле, обернулся, поглядел на него равнодушно, и тихо свистнул.
— Пришёл в себя, — крикнул он.
— Тащи его сюда, — раздалось снаружи.
Воин не торопясь приблизился. Наклонился к ногам Руна, какое-то время потратил, пытаясь попасть в полутьме ключом в замок, скрепляющий оковы. Лала отстранилась, поднялась.
— Не бойся, любимый, я не дам тебя в обиду, — пообещала она. — Если что, отменю заклятие незначимости и появлюсь пред ними. И ты можешь говорить со мной. Когда ты обращаешься ко мне, для людей незначимы будут любые твои слова, они их пропустят мимо ушей, словно и не слышали ничего.
— Здорово! — восхитился Рун. — Только не отменяй заклятие, Лала. Я им не доверяю. По-моему они поопаснее будут, чем те злые люди, что нападали на нас в лесу. Не отменяй, ладно?
— Если они станут тебя обижать, то отменю, — возразила Лала. — Я сумею нас защитить, верь мне.
— Ты защищай, но не отменяя, — стоял он на своём.
— Ну хорошо, — сдалась она.
Воин отбросил цепь в сторону.
— Поднимайся, — приказал он спокойно.
Рун подчинился, чувствуя ломоту в теле. Воин схватил его за шиворот и так повёл вперёд. Довёл до борта. Ладья была причалена к берегу, от неё на песок шёл длинный дощатый трап. Чуть в стороне люд с неё, почти два десятка человек, сидели у костра, в шагах двадцати от них начинался тёмной стеною лес. Все люди в доспехах, шлемы и мечи хоть и сняты, но лежат поблизости. Оно и понятно, ночь есть ночь, плюс, в отличие от воды, суша сулит неожиданности, тут вам и хищные звери, и лихой народишко, да и нечисти порой побаиваются, коли место незнакомое. Рун взобрался на трап, осторожно пошёл вниз. Лала летела рядом, взявшись за его руку, и от этого ему было радостно и легко на душе. Прямо умилялся. Ну почему любимая девушка так меняет восприятие мира — избитый, всё болит, а настроение радужное. После расставания особенно ценишь возможность быть вместе. Ему пришлось сделать серьёзное усилие над собой, чтобы убрать улыбку с лица. А то странно будет лыбиться перед теми, кто поколотил. Неправильно поймут. Воин не пошёл вслед за ним, вернувшись на пост, так что Рун сам направился к костру, высмотрел среди людей златовласого парня, подошёл, встал подле. Парень, как и все, был в доспехах, только в добротных дворянских, красивых, очень искусных. Лежащий подле него шлем тоже внушал уважение, у всех прочих шлема были с открытым лицом, а у него с почти полностью зарытым, похож на рыцарский, но всё же ратный, а не рыцарский.