— Надо же, — подивился он добродушно. — Тебя совершенно не смущает, что я старый.
— Я же знаю, что ты это ты, котик, — приветливо поведала Лала. — А магии в тебе как всегда.
— Всё равно. Вот посмотри. Борода моя седа, — он потеребил бородёнку рукой. — Я не уверен, что смог бы так же легко это принять, обратись ты старушкой. Не уверен, была бы магия, и смог бы тебя обнимать. Всё же обниматься со старичком… странно. Представь, кто-то сейчас увидел бы нас. Что бы он подумал? Девушка и дедушка в обнимочку посиживают.
— Ну, милый, нас никто не видит, и вообще какая разница, кто что подумает? — пожала плечиками Лала. — Главное, что мы думаем сами. О тебе все были плохого мнения в твоих краях. А я тебя люблю. Мне важно, что я сама о тебе думаю, что моё сердечко к тебе чувствует. И всё. Причём тут чужие?
— Пожалуй, ни при чём, — согласился он.
— По поводу, обратись я старушкой… Мужчины любят глазами, тебе сложнее бы было это принять, — кивнула Лала. — Дело даже не в самой старости, а в том, что мой образ слишком поменялся бы для тебя на непривычный. Но ты бы быстро принял его. Ведь ты бы знал, что это я. И что мне будет горестно, коли не обнимешь. Ты добрый, Рун. И магия бы была, поверь мне.
— Может и так.
— И, между прочим… это очень трогательно, Рун. Ты не представляешь, как. Я рада, что познакомилась с тобой и вот таким. Ты чрезвычайно милый, и добрый будешь дедушка. И весёлый. Твоей жене будет хорошо коротать с тобой старость. Это воспоминание о тебе, вот таком, останется для меня очень дорогим и тёплым. Обычно нужно прожить всю жизнь вместе, чтобы узнать любимого стареньким. А я теперь знаю и так. Ты ещё ближе мне стал как будто. Намного. Прямо родной.
— А раньше, значит, был неродной? Эх ты, — укорил он её с юмором. — Обнимаешь, обнимаешь месяцами, а всё незнамо кто для неё.
— И раньше был родной, — улыбнулась Лала. — А теперь ещё роднее.
— Ну ладно, коли так. Долго мне ещё стариком-то быть? Надоело, поясницу ломит.
— Скоро помолодеешь, заинька. Потерпи.
— Старый заинька, — поиронизировал Рун. — Я понял, почему я тебе так нравлюсь дедушкой.
— И почему же?
— Потому что я раскрасавец.
— Ну, этого у тебя не отнять, — рассмеялась Лала. — Я снова счастлива, суженый мой. Совсем-совсем. И даже ни тёмного пятнышка не осталась в сердечке из-за наказания. Это не было наказание, Рун. Это была награда. Просто… каждый получает то, что заслуживает. Я обязана была его вознаградить. Таковы законы волшебства.
— Вполне возможно это и правда награда, — поделился мыслью Рун. — Через год наверняка станет прекрасным человеком. Спешащим всякому на помощь. Уважать его начнут и любить люди. Это дорогого стоит.
— А ведь верно! — поразилась Лала.
— Ну, или будет ходить с распухшим задом, — весело захихикал Рун.
Рун и Лала зашли в покойную прохладу своей комнаты.
— Фу, — выдохнул он устало, запирая дверь. — Притомился за сегодня. Скорей бы поужинать и спать. Заметила, как на меня народ глазел в харчевне? Такая толпа, а едва мы появились, все смолкли. И тишина. Гробовая. У меня аж мурашки по коже. Ещё дяденька Уго уставился, прямо сверлил взглядом. Вот же незадача. Где-то мы неосторожны были. Или в пении котов всё же меня сочли виновным.