День стал клониться к вечеру. И Рун понял, что пора. В каком-то смысле это было даже облегченье. Ждать и страшиться грядущего тяжело. Но всё равно ему было не по себе. Лала тоже заметно волновалась.
— Рун, я хорошо выгляжу? — обеспокоенно спросила она.
— Да.
— А волосы как? Причесать бы. Ещё раз.
— Лала, это очень долго, не успеем. Да и зачем, они и так чудесны. Расчёсаны идеально, не сомневайся даже.
— А платьице как? Сзади ровно сидит?
— Сидит отлично. Лала, поверь мне, ты великолепна. Очаровательна, аж сердцу больно, как смотришь на тебя. Не наглядишься, сколько не смотри, я вот любуюсь, и не налюбуюсь. Никак. Наверно нету в нашем мире ничего, что бы могло по красоте с тобой сравниться. Хоть сколько-то. Хоть на мизинчик. Правда.
— Ого, как много пыла, — разулыбалась Лала. — Ты прям меня пугаешь, Рун.
— Пугаю пылом?
— Да.
— А это плохо? Когда он есть.
— Не знаю. Нет. Но просто непонятно, откуда он, ведь ты меня не любишь.
— Уж прям и не люблю?
— Ну, не влюблён.
— По мне, так очень даже я влюблён.
— А где моё могущество тогда?
— Похоже, где-то обронилось просто. Может проклятье не даёт могуществу родиться от любви, но она есть.
— Поверь мне, Рун, ты не влюблён, — уверенно заявила Лала. — Это не скрыть никак. Я бы увидела. Тогда б и пыл был постоянно. И ты бы был… как будто окрылён, всё время воодушевлён, и счастлив и страдал одновременно. Вот так примерно. Всё было бы.
— А ты откуда знаешь? Как быть должно, — поинтересовался он.
— Догадливая.
Рун усмехнулся.
— Тебя, моя голубка, не поймёшь. То жалуешься, мало комплиментов, то их пугаешься.
— Загадочные девы существа. Непостижимые для вас, мужчин. Смирись с этим. Мой зайка, — с юмором посоветовала Лала.
— Да я смирился уж давно.
— Мне было приятно, Рун. Очень — уже без шуток сказала Лала тепло. — Почаще мне такое говори. Но это глубже проникает в сердце, когда не в суете при сборах говорят, а при объятьях нежных.
— Ну то есть надо было приобнять сперва.
— Ну, может быть, — улыбнулась Лала.
Рун взволнованно вздохнул.
— Эх, бабули так и нет. Всё, Лала. Надо выходить. Готова?
Она тоже вздохнула.
— Да. Только страшно. Знаешь, Рун, если среди народа будут малыши, и я увижу их с собою рядом, я растрогаюсь, и волшебство мне станет проще для толпы свершить. Но может всё равно не выйти. Терзает меня это.
— Лала, — сказал вдруг Рун с задумчивым видом.
— Что, милый?
— А ты можешь при толпе колдовать для меня?
— Для тебя? Могу, пусть хоть весь мир вокруг сберётся. Мне для тебя легко творить.
— Так ты твори при них для меня. А они будут думать, что это для них. Вот и всё. Так выйдет?
— Ох, правда! — обрадовалась Лала. — Ты очень умный, Рун! Только…
— Что?
— Наверное нельзя так поступать, — опечалившись, промолвила она. — Я словно всех их обману тогда. Они будут считать, творю я от души для них. А это для тебя. Нечестно и немножко грубо.
— Лала, мы не их обманываем, а твою природу. Раз она препятствует тебе следовать веленью сердца, мы это обойдём вот так. Ведь для меня ты можешь творить и когда никого рядом нет. Так что это будет для всех.
— Я не могу творить для тебя, когда мы одни, ты мне не разрешаешь, — возразила Лала с деланной грустью, иронично глядя на него.
— Да почему я не разрешаю, Лала!? — с безупречно правдоподобной искренностью подивился Рун. — Я-то как раз только за. Двойная выгода. И чудеса, и жертвы. Твори когда захочешь.
— О, спасибо! Ты очень добрый. И бесхитростный. Мой суженый, — весело рассмеялась Лала. — Пойдём, Рун. А то все ждут. Давно. Ступай со мной уверенно и гордо, с достоинством. Без зазнавайства, просто с уваженьем. И к людям, и к себе. Не опуская головы. Ты всё же ныне важная персона. Теперь, когда мой будущий супруг.
— Я постараюсь, Лала, — пообещал Рун.
Он взял её за руку, и они направились в сени. Перед дверью Рун ещё раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, отпер засов. Затем вдруг обнял Лалу. Она посмотрела ему в глаза тепло и добродушно.
— Ну, с богом, — произнёс он тихо.
— Всё будет хорошо, Рун, — ласково приободрила его Лала.
Рун выпустил её из объятий, толкнул дверь и не раздумывая шагнул вперёд, сжимая маленькую изящную ручку Лалы в своей руке. Даже сейчас, в этот миг большого волнения и тревог, он отчётливо чувствовал, как это приятно сердцу. Просто держать Лалу за руку. Быть с ней. В столь значимый и сложный момент их жизни.
На пороге Рун и Лала остановились. Из-за ограды на них немедленно уставились наверное тысячи глаз. Вся улица была в людях, просвета нет, а на ближайших домах сидели и на крышах. Вдруг резко наступила мёртвая тишина, все разговоры смолкли, и по толпе дружно прокатился вздох изумлённого умиления. Он прозвучал столь громко и явственно, словно людская масса была огромным единым живым существом. У Руна по всему телу пошли мурашки. Большим усилием воли он заставил себя сдвинуться с места, поведя Лалу дальше. К калитке. Прямо у калитки по ту сторону ограды он с удивлением увидел старого барона, вместе со старшим сыном, с рыцарями, с приближённой знатью. При бароне находились только мужчины. Эта группка пребывала на пятачке свободного пространства, рядом с ними никого не было, но только буквально шагов на пять-шесть, а далее начиналась основная толпа. Ближе всех располагались местные дворяне, средь которых виднелись порой и дамы, но совсем немного. Ну а далее топтался простой люд, и городской и деревенский, и там уж и женщины и мужчины вперемешку, деревенские вообще семьями, всяк со всеми детьми. Совсем маленьких держали на руках.