Поль опять погрузился в молчаливое созерцание, и она поняла, что ей надо ему ответить. Но хватило ее лишь на запинающееся:
— С-спасибо.
Поль сбросил с себя усталое оцепенение.
— Любопытно все же, почему ты думала, что я на тебя сержусь?
— Из-за вчерашнего вечера, — созналась она.
— Забудь про эту глупую ссору. Мы оба были уставшими и не в форме, чтобы судить друг о друге.
— Но я поступила так неразумно, убежав от тебя только потому, что ты не стал слушать моих советов. Я чувствую себя как последняя дура.
Легким жестом Поль пресек ее самобичевание.
— Ты поступила не глупее, чем я. Ведь я накричал на тебя, да к тому же за три последние дня общался с тобой не больше трех минут.
— Но ты же был занят. На большее я и не могла рассчитывать.
Он нахмурился.
— Нет, здесь ты не права. Как женщина, которую я люблю, ты имеешь право рассчитывать на большее, намного большее.
«Женщина, которую я люблю». Эти слова произвели на нее эффект электрического тока, но она еще не совсем оправилась от смущения.
— Но я заперлась от тебя в спальне, вместо того чтобы поговорить с тобой, объясниться.
— Ну и что? — Он пожал плечами. — Я знал, что если мы не уладим все прошлой ночью, значит, уладим сегодня. У нас с тобой слишком крепкие отношения, чтобы их могли подорвать какие-то мелкие неувязки. Послушай, чего это мы с тобой спорим, кто из нас более смешон? Мне было бы намного приятнее просто смотреть на тебя. Когда я это делаю, всю мою усталость как рукой снимает. Давай забудем последние дни и начнем все сначала, о'кей?
— О'кей.
Ее растерянное лицо озарилось улыбкой облегчения, и эта улыбка магическим образом подействовала на Поля, Несмотря на усталость, он ожил и принялся сыпать разными смешными историями, которые происходили с ним во время сбора урожая. Джин с готовностью впитывала в себя каждое слово, как будто его голос был чудесным живительным эликсиром.
Когда истории иссякли, Поль плеснул «Арманьяк» в два пузатых бокала. Взяв свой бокал в руки и небрежно болтая янтарной жидкостью, он взглянул на Джин насмешливо заблестевшими глазами.
— Значит, ты жалеешь о том, что вчера вечером закрылась от меня в спальне, а?
— Ты же знаешь, что жалею! И не надо ехидничать, я и без того чувствую себя виноватой.
Поль весело расхохотался, и зычный звук его смеха показался ей волшебной музыкой. Потом они долго смотрели в глаза друг другу, пока у обоих не возникла одна и та же мысль — такая ясная, будто высказанная вслух. Им сейчас больше всего на свете хотелось спалить неприятные дни, проведенные друг без друга, в пламени страстной любви.
— Как ты смотришь на то, чтобы взять наши бокалы наверх? — предложил он. — У меня есть на примете одно чудесное местечко, где мы сможем допить их. Ночи сейчас холодные, и «Арманьяк» согреет нас… если мы вообще замерзнем.
Джин вспыхнула.
— Но можем ли мы сейчас уйти? Я слышу, пресс еще работает. Разве Иву не нужна помощь?
— Нет, он любит сам присматривать за отжимом. Ив никому не доверяет эту ответственную работу. Ты тоже можешь сегодня больше не прикасаться к грязной посуде. Желающих помочь больше чем достаточно.
Стараясь остаться незамеченными, они принесли в кухню свою посуду среди всеобщего веселья на них почти никто не обратил внимания — и, прокравшись наверх в комнату Поля, поставили подсвечник на тумбочку возле кровати.
Но в эту ночь они не занимались любовью. Джин после такого насыщенного трудового дня направилась в ванну. Но, вернувшись в спальню, она увидела, что Поль уже спит, и не посмела будить его.
Скользнув к нему под одеяло, она уютно прильнула к его теплому телу. Во сне Поль обнял ее и крепко прижал к себе, после этого Джин почти мгновенно погрузилась в блаженно спокойный сон. Так они проспали до рассвета.
Утром Джин разбудил теплый дождь дразняще мягких поцелуев, пролившийся на ее шею. Сонно улыбнувшись, она повернулась, отдаваясь во власть сильных рук Поля.
В несколько мгновений она стряхнула остатки сна и погрузилась в водоворот пьянящих ощущений. Его губы завладели ее губами, а пытливая рука заскользила по телу, остановившись наконец на ее мягкой чувствительной сердцевине.
Когда она уже сходила с ума от желания, его колени раздвинули ее ноги, и в тот же момент он оказался в ней, двигаясь с мучительной чувственной неторопливостью. С электрической ясностью она чувствовала каждое его движение.
Постепенно они добрались до вершин страсти, где, по взаимному согласию, помедлили, смакуя сладкую муку близкого облегчения. Заходясь рыданиями, она отвечала ему с такой пылкостью и с такой глубиной, которых не знала в себе раньше. Чувства Джин взлетели высоко за пределы того пульсирующего наслаждения, в которое он погрузил ее. Любовь стала полной и всепоглощающей, и эту любовь она никогда не смогла бы выразить только одним телом.
Потом они опять соединились, по-новому изливая свои чувства, торопясь доставить удовольствие друг другу. Когда пламень их тел насытился, было уже позднее утро.
Вынырнув из дремотной пучины блаженства, Джин увидела, что солнце бросает на пол яркую полосу. Их тела еще сливались в одно, и она неохотно нарушила уют объятия.
Пошевелившись, Поль пробормотал ей в волосы:
— Доброе утро, зеленоглазка!
— Доброе утро, — шепнула она. — Я люблю тебя.
Она надолго затерялась в мире его поцелуя. Когда они наконец оторвались друг от друга, Джин с улыбкой произнесла:
— Послушай, ты когда-нибудь бываешь голоден?
— О да, — сказал он, потянувшись к ней, чтобы опять поцеловать.
Джин, захихикав, увернулась от его губ.
— Нет, я имею в виду голод желудочный. Я хочу есть.
— Наверное, я тоже что-нибудь поел бы, — нехотя признал Поль. — Но сначала давай кое-что обсудим.
Перекатившись на бок и не обращая внимания на ее вялый протест, он сполз с кровати и выдвинул ящик стола, а затем подошел к ней, зажав что-то в кулаке.
— Что это? — с интересом спросила она.
— Угадай.
— Э-э… завтрак?
— Нет.
— Газетная вырезка?
— Нет. У тебя осталась последняя попытка, — заявил он, усмехнувшись.
— А, знаю! Ключ от моего сердца.
— Очень близко.
Поль со смехом разжал кулак, на его ладони лежало кольцо — крошечный бриллиантик, вправленный в тонкий золотой ободок.
Джин не смогла сдержать слез.
— О Поль… зачем?
— Затем, что я люблю тебя — больше, чем ты можешь представить, и хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Какое красивое!
Джин взяла колечко и повертела в руке, любуясь крошечными искорками, которые испускал камешек. Она поднесла было его к своему безымянному пальцу, но остановилась.
— Поль, я… я хочу сказать «да», но я еще не уверена.
— Не торопись, любимая. — Он нежно поцеловал ее. — Подумай, сколько надо. Но ровно столько, чтобы сказать, что ты выйдешь за меня замуж. Ну а теперь пойдем есть?
Одевшись, они спустились вниз пить кофе, но желудок Джин от волнения отказывался принимать пищу.
Когда Поль отправился искать Ива, она ушла в сад и долго сидела там, погрузившись в счастливые мысли о том, что она любима.
Однако практические соображения омрачили радужные фантазии. Надо было подумать о Лоуэлле и «Саммите». Они оба нуждались в ее заботе, и Джин сомневалась, что легко сможет покинуть их. Слишком многое в ее жизни было связано и с отелем и с дядей, чтобы вот так, не раздумывая, бросить их. В них было ее прошлое и до сегодняшнего дня — будущее.
Ее размышления прервались с появлением Мари. Увидев Джин, женщина засветилась радостью.
— О, ты наконец-то встала! Поль задержал тебя допоздна, non? Ага! Не надо так краснеть! Тебя к телефону, я думаю, из Америки.
Ее к телефону? Кто мог звонить из Штатов?
Она подошла к старомодному телефонному аппарату, стоявшему на столике в коридоре, и сняла трубку.