— Уверена, ты если не питательный, то хотя бы вкусный, — сказала она, и голос был у нее точь-в-точь таким, как у ее отца. Ни мужским, ни женским, но таким, какой ты слышишь в кошмарах, когда открываешь глаза и тебе кажется, что огромная черная тварь душит тебя. Вот только теперь этот хаосорожденный силуэт занимал всю поляну, голова фигуры, стоило ей чуть распрямить плечи, достигала верхушки деревьев — а она стояла на одном колене! Какая ирония — именно так, коленопреклоненной, Юрупари надеялся ее увидеть перед собой.
Юрупари сделал шаг назад. Сначала задними ногами, затем передними. Точно черная фигура — он бы уже не назвал ее ни одним из ее человеческих имен — могла этого не заметить. Впрочем, он знал, как ее называть. Кука. Смертная дочь Ночного кошмара… и все же кровь от крови его, и дух от духа — ибо плоть оба могли выбирать себе по вкусу и настроению.
Черная длиннопалая рука ее, сотканная из чистой пустоты, потянулась к нему, челюсти алчно приоткрылись: зубы, утопленные в первозданную мглу. Юрупари побежал. Она гналась за ним, он слышал треск деревьев, раздвигаемых ее чудовищными руками, клацанье голодных челюстей.
Она схватила его и поднесла к кошмарному своему рту, менявшемуся быстрее, чем текли мгновения: алый дьявольский, холодный крокодилий, бесплотный зев бесконечной тьмы… Юрупари не хотел сгинуть ни в одном из них. Он рванулся изо всех сил, выдрался меж пальцев Кандиды — Коко, Куки, — грохнулся на землю и, прихрамывая, бросился прочь.
Когда Дэйв снова открыл глаза, Кэнди уже стояла над ним такая, как прежде — не считая того, что растрепанная и обнаженная. Перед глазами его, коленопреклоненного, как раз был покрытый черной щетинкой лобок. Казалось, Кэнди не смущает ее нагота — и, учитывая недавние события, его тоже не должно было это волновать. Поднимаясь с корточек, Дэйву показалось, что он увидел еще больше, чем следовало: Кэнди переступила с ноги на ногу, и перед его взглядом промелькнуло ее покрытое лоснящейся крокодильей кожей лоно.
— Как ты… — Он замялся, понимая, что краснеет. Дэйв выпрямился, чтобы по крайней мере смотреть девушке в глаза.
— Может, для тебя прозвучит негигиенично, но надела то, что скинула, обратно. — По лицу Кэнди сложно было сказать, недовольна она или прикалывается. Впрочем, она чаще всего находилась в таком двуедином настроении, значит, можно было счесть, что все с нею в порядке. — В противном случае пришлось бы прятаться в темное укромное место и, как бабочка в коконе, наращивать заново утерянное.
Дэйв кивнул, хотя, видит Бог, едва ли мог представить, как это в точности происходит. Нет, вот эти лекции в свое время он не прогулял, но все же не понимал, как можно нарастить себе новое тело, но не иметь возможностей избавиться от ран и шрамов старого. Что-то вроде метафизической копии, видимо — или идентичная, или никакая. Наверняка попытка смухлевать гарантированно приводила к смерти.
— Осмотри пока Эсди и Тавелла. Отдохни, если можешь. У второго святилища силы нам понадобятся. — Кэнди тяжело вздохнула. — Две души вместо одной… Придется расщедриться на жертву.
Она обернулась через плечо, и Дэйв успел увидеть, что один глаз, прежде скрытый тенью от распущенных волос, у нее крокодилий. Желтый, неуместный на ее человеческом лице. Кэнди возвращала себе телесность, слой за слоем восстанавливая существование, но лучше бы ей было делать это как она привыкла — скрывшись во тьме, растворяя и пересоздавая себя. Однако на сей раз у нее не было времени. Места тоже. Она торопилась, и ее формы мешались, путаясь, чья очередь проявиться.
— Да… Нас ждет второе святилище, — пробормотала Кэнди, пытаясь скрыть, что борется с головокружением. — Только… Я очень устала.
Она закрыла глаза и начала поднимать руки, чтобы потереть лицо, но точно лишилась всех сил в одно мгновение. Сама не сознавая этого, Кэнди начала падать, словно в обмороке. Дэйв бросился к ней, не давая стукнуться головой о землю. Подхватил неловко, перебросил ее локоть себе через шею… подумав, вскинул на руки, как невесту… Кэнди весила не так уж много, но его усталость шептала, что и столь невеликий вес уж слишком.
Но Дэйв не собирался отступать, твердо решив донести Кэнди до пледа и только там опустить на землю. И… прикрыть ее чем-нибудь, ради всего святого.
— Мой герой, — прошептала Кэнди. Волосы ее перекинулись через плечо Дэвида, когда он прижал к груди ее голову. — Мой спаситель.
Как спокойно, подумала она, как уютно с ним — потому что он лечил ее ногу, и теперь ей казалось, что не страшно как угодно себя изодрать в любом бою. Если он вылечит, все не страшно.
Ее сознание потухло, сонное, бессознательное, не имеющее больше сил бороться.