Так что, когда после моего вежливого стука верь распахнулась, я потерял дар речи от увиденного. Алексия ярко иллюстрировала выражение «взъерошенный воробей», потому что вид у девушки был самый что ни на есть полусобранный.
Волосы представляли собой золотой куст терновника, один глаз подведен, а другой нет, делая лицо визуально ассиметричным, подол платья заткнут за пояс, демонстрируя выразительный синяк на голой коленке, явно полученный пару часов назад.
И вид у лучницы был такой решительный, что стало понятно — если я сейчас заикнусь о том, что мы выходим, то следующую стрелу на тренировке я получу не благородно в лоб, а мстительно в филей.
Так что на требование дать Алексии еще «пять минут», пришлось благосклонно кивнуть. Кивок, девушка, кажется не увидела — захлопнула дверь раньше.
Я хмыкнул и, оперевшись на стену, принялся листать книгу, которую прихватил с собой. Конечно, я знал весь перечень магической аэренской фауны наизусть, но с книгой-то солиднее!
Спустя полчаса, когда я уже порядком устал шугать фанаток и ловить вопросительные взгляды случайно затесавшихся в женское общежитие парней, и начал подумывать о том, а не высадить ли дверь, напомнив о своем присутствии, она-таки распахнулась.
И стоящая на пороге девушка мало чем походила на той взлохмаченное недоразумение, нагло совравшее о пяти минутах полчаса назад.
Алексия была без преуменьшения красива. Чуть подведенные глаза словно стали больше и ярче, и словно горели магическим огнем, волосы из гнезда снова превратились в жидкое золото, что так и тянуло пропустить сквозь пальцы, а едва тронутые краской губы казались искусанными в волнении, и так и манили.
Платье, еще недавно выглядевшее нелепым, теперь же было идеально оправлено и как будто заново отутюжено. Сшитое по ее ладной фигурке, темно-фиолетового цвета с золотой вышивкой по поясу, вороту, подолу и манжетам оно придавало Алексии контраста с окружающим серым и как будто бы слишком будничным пейзажем общежития. рукава три четверти открыли ее красивые, тонкие запястья, словно созданные для того, чтобы их целовать на светском рауте. И ворот платья был настолько же строг, насколько манящ. У девушки не было глубокого декольте, коим любили щеголять многие мои поклонницы, в наивной надежде привлечь внимание. Нет, ворот у платья Алексии показывал ровно столько, сколько требовалось, чтобы разбудить голодное воображение — оставляло доступным взору линию ключиц и более ничего. Подол в пол прятал не только синяки на коленках, то даже носы туфель девушки, от чего казалось, что платье больше напоминает дразнящую броню, чем предмет гардероба.
Броню, которую хотелось сорвать под тихий «ах» и треск материи.
Я с хлопком закрыл книгу, чтоб отвлечь самого себя от неприличных мыслей. И выдохнул единственное слово, на которого хватило моего дыхания:
— Идем.
Идем, но я не готов обещать, что смогу удержать себя в руках.
66
Алексия
— Имей ввиду, если ты думаешь отделаться парой бутербродов, я буду слушать тебя ровно пару минут, — заявила я, едва мы вышли из общежития.
Виктор усмехнулся.
— Что? — с вызовом спросила я.
— Ничего, — отозвался парень. — Просто подумал, что ты идеально вписываешься в команду.
— Да? и почему же? — с подозрением спросила я.
— Парни тоже любят поесть, — ответил Виктор с максимально серьезным видом.
Только в карих глазах сверкали золотые смешинки.
— А ты отчаянный, — хмыкнула я.
— Вообще да, — согласился капитан. — Но почему ты пришла к такому выводу?
— Неприлично говорить девушке, что она любит поесть, — назидательным тоном заявила я. — И если бы у нас с тобой была романтика, ты бы сейчас получил феерический скандал.
— Да? — удивился Виктор. — А как это работает? Вроде поесть — это не оскорбление… Я же не сказал, что от позднего ужина фигура портится.
— Отчаянный и бессмертный, — добавила я.
Парень хохотнул и неожиданно выдал.
— Дерзкая! Люблю таких.
— Если я не буду кусаться, вы перестанете воспринимать меня всерьез, — пожала плечами в ответ.
Виктор на пару минут замолк, а потом ответил с какой-то удивленно-восторженной интонацией:
— Ты совершенно права. Но я никогда не думал такими категориями.