Я заставила себя расслабить плечи, хотя и крепче сжала лезвие.
— Что ты делаешь? Смотришь, как я сплю?
Его тлеющий взгляд согрел мою кожу и послал дрожь по позвоночнику. Когда его глаза медленно блуждали по моему телу, легкая, высокомерная улыбка тронула его губы, обнажив ту единственную ямочку на щеке.
— Наблюдал, но так намного лучше.
Я посмотрела вниз. Мои соски были похожи на бриллианты, просвечивающие сквозь прозрачную льняную ночную рубашку. Трахни меня.
Я вскочила с кровати и схватила мягкую золотистую накидку, которая была наброшена на шезлонг.
— Ты делаешь это каждую ночь? Пробираешься в спальни женщин и пялишься на них, как извращенец?
— Нет. Боюсь, заклинания моего брата помешали мне присматривать за тобой так пристально, как мне бы хотелось.
Скорее, преследовать меня. И все же то, как он небрежно сказал, «присматривать за тобой», разогрело меня так, что я не хотела признаваться.
Я завязала халат.
— Итак, что изменилось? Как ты прошел мимо них?
— Сегодня вечером мне помогает Мел. Думаю, она скучает по тебе.
Боль потери сдавила меня, и мое горло сжалось. Мы никогда не были на одной стороне, но Мел была почти подругой. Во дворце Аурена у меня не было никого подобного.
Я скрестила руки на груди.
— Чего ты хочешь, кроме того, что преследуешь меня во снах?
— Значит, я тебе снился? — спросил он, медленно обходя кровать.
Вдали от стены он был совсем другим. Я знала, что это причиняло ему боль и приводило в ярость, но не могла не думать, что так будет лучше. Он был гораздо опаснее, когда его разум был ясен… и сосредоточен на мне.
Я сделала шаг назад, но мои бедра ударились о письменный стол из дерева. Мое сердце снова заколотилось — на этот раз не от страха, а от чего-то гораздо более опасного.
Он наклонился, достаточно близко, чтобы, если бы он действительно был здесь, его губы могли коснуться моей шеи.
— Ты также посещала мои сны, — тихо сказал он. — И поглощала каждую мою бодрствующую мысль.
Его слова скользнули по моей коже, оставляя после себя восхитительный след из мурашек. Прежде чем я успела собраться с мыслями, он повернулся, подошел к окну и выглянул наружу.
— Мне нужно было поговорить с тобой без обжигающей стены магии или моего ублюдочного брата, маячащего между нами.
— Так говори и оставь меня в покое.
Он на мгновение заколебался, словно подыскивая нужные слова.
— Я хочу перемирия.
Мое сердце пропустило удар, и уголек надежды замерцал в моем сердце. Изменил ли что-то вызов ему у барьера? Или это была уловка?
Взяв свой нож, я вышла на середину комнаты.
— Почему я должна верить всему, что ты говоришь?
Он выглянул в окно, и торжественное выражение омрачило его лицо.
— Я сражаюсь за жизнь своего королевства, а ты пытаешься вернуться домой. Прямо сейчас нам обоим не помешало бы иметь на одного врага меньше.
Это было точно.
Я старалась сохранять спокойствие в мыслях, даже когда в моей груди начала тлеть надежда.
— А как вообще будет выглядеть перемирие?
Его взгляд метнулся к лезвию в моей руке.
— Ну, для начала, ты могла бы убрать этот нож. Я в форме тени. Я не могу причинить тебе боль, а ты не можешь причинить боль мне. С таким же успехом мы могли бы притвориться вежливыми.
Кровь прилила к моим щекам, но я заставила себя улыбнуться и позволила лезвию упасть на каменный пол.
Настоящий вопрос заключался в том, сможет ли лунный осколок навредить ему в форме тени? Он был в моей сумке, неудобно расположенной рядом с его левой ногой.
Темный Бог прислонился спиной к подоконнику.
— Я хочу, чтобы ты навсегда покинула владения моего брата и вернулась в реальный мир. В обмен я перестану охотиться на тебя.
Что-то в том, как он сказал «навсегда», пронзило меня. Он предлагал именно то, что мне было нужно, так почему же это вдруг показалось мне пощечиной?
— Зачем предлагать это сейчас? В чем подвох? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
Его глаза потемнели.
— Потому что мой брат — вероломный ублюдок. Пока ты с ним, ты в опасности.
Напряженность его голоса застала меня врасплох.
Я уже видела это выражение на его лице раньше, сразу после того, как он разделался с смертокрылом, напавшим на меня при Фростфолле, и снова, когда он выпотрошил убийцу королевы Айанны. Ему действительно было не все равно? Или дело было в том, что я была ключом к его исцелению, слишком ценной вещью, чтобы ее потерять?