Чем больше он говорил, тем сильнее болела моя грудь. Я не могла этого вынести — похвала, которая наверняка была ложью.
Я отвернулась и вылила в ванну полбутылки цитрусового мыла.
— Посмотри на меня, — приказал он, и я повернулась к нему лицом.
Он придвинулся ко мне, и мое дыхание участилось. Его глаза были непреклонными, бескомпромиссными.
— Я вижу тебя. Я вижу старые раны. Я вижу несправедливость по отношению к тебе, и я вижу следы, которые они оставили. Сомнения. Неспособность увидеть себя. Но эти шрамы не должны определять тебя, маленький волчонок. Выбери те, которые делают тебя сильнее, и отбрось остальные.
У меня перехватило дыхание. Он словно содрал с меня кожу и увидел самые темные уголки моей души.
Шрам, который он мне оставил, горел огнем, близким к наслаждению. Несмотря на то, что я была оборотнем и могла исцеляться, этот шрам никогда не исчезал. Это всегда было со мной — напоминание о том, что он всегда был по близости.
Неужели я каким-то образом выбрала этот шрам? Был ли он одним из тех, что делали меня сильнее?
ДА.
Он подошел ближе, и я протянула руку, чтобы коснуться его груди.
Моя рука прошла сквозь него. Он был не более чем тенью и магией. Сном. Иллюзией. Разочарование на его лице сказало мне, что он тоже это понял, и это разбило мне сердце.
Я повернулась спиной, сорвала с предплечий запекшиеся от крови доспехи и швырнула их на землю.
— Я устала от иллюзий. У меня такое чувство, что я даже больше не знаю, что реально.
Усевшись на плетеный табурет в дальнем углу, я расшнуровала ботинки и сняла их. Комнату начал заполнять пар, неся с собой лимонный аромат мыла.
— Я слышу тебя, вижу и даже вдыхаю аромат твоего тела, но когда я протягиваю руку, когда мне нужно прикоснуться к тебе, там ничего нет. Я как будто схожу с ума.
— Ты не сходишь с ума. Я здесь, даже если не могу прикоснуться к тебе.
— Может быть, — я расстегнула поножи и сорвала их. — Но иногда кажется, что это даже хуже, чем быть одной.
— Когда я здесь, ты никогда не бываешь одна.
Легкое покалывание пробежало по моим плечам, как от мягкой ласки рук. Я резко втянула воздух и посмотрела вверх.
Кейден все еще стоял в другом конце комнаты, но его рука была поднята, окутанная тенью.
— Что ты только что сделал? — спросила я, поднимаясь на ноги.
— Когда мы были в пещерах, я своей магией отшвырнул тебя от опасности. Я могу каким-то образом прикоснуться к тебе, маленький волчонок — хотя бы тенью.
Я долго выдерживала его взгляд, затем сняла свой кожаный жилет и бросила его вместе с остальными доспехами. Окровавленная туника под ней была влажной от пота, но в ней было гораздо свободнее.
— Сделай это снова.
Он подошел немного ближе, и тени окружили меня. Они скользили по моим бокам и позвоночнику, и моя туника развевалась, как будто ее подхватил легкий ветерок.
Я закрыла глаза, смакуя каждое ощущение, вспоминая, каково это, когда к тебе прикасаются — не нападают, не толкают и не таскают повсюду, а просто прикасаются с любовью.
Схватив тунику за края, я стянула ее через голову и бросила на пол. К моему удивлению и облегчению, на моей коже не было пятен крови край’танов, только засохший пот.
Кейден напрягся, его взгляд был напряженным, но в то же время уважительным.
— Ты хочешь, чтобы я ушел, чтобы ты могла принять ванну?
Может быть, мне следовало сказать ему, чтобы он уходил. Все и так было сложно, и это было бы разумно, но я не хотела, чтобы он уходил.
Его глаза следили за моими пальцами, пока я расстегивала брюки, спуская их вниз по бедрам.
— Нет. Я хочу, чтобы ты остался.
Множество мужчин видели, как я раздевалась. Я была волчьерожденной, поэтому делала это каждый раз, когда обращалась. Я даже делала это перед Кейденом. Это ничего не значило.
Но по какой-то причине на этот раз мне показалось, что так оно и есть.
Я не понимала переплетения противоречивых эмоций, которые он пробудил во мне, которые заставили меня чувствовать себя уязвимой и беззащитной. И все же, может быть, с ним все было бы в порядке.
Поколебавшись мгновение, я сняла лифчик, швырнув его на влажный каменный пол, а затем, бросив взгляд через плечо, спустила нижнее белье вниз по бедрам.
Он резко выдохнул, его глаза задерживались на каждом моем движении, как будто он запоминал детали.
— Боги, ты прекрасна.
Он наблюдал за мной со смесью благоговения, которое казалось глубоко интимным. Слишком интимным. Мои щеки вспыхнули, и я внезапно почувствовала себя неловко под его пристальным взглядом. Я не стеснялась своих изгибов или несовершенств, но было легко чувствовать себя недостойной под пристальным взглядом такого бога, как он.