— Там была девушка с астмой, — объясняет Алиса медикам, — в зеленых шортах.
Гостью с проблемным здоровьем находят, она жива и обошлось без осложнений.
У меня, может быть, тоже астма в присутствии одной бестии, но спасать меня эта Мать Тереза вряд ли бросится.
Алиса невидящим взглядом смотрит в развороченные края сетки, когда я заканчиваю разговор с Шиловым и главным по безопасности концерта. Второй, оказывается, выступал против секционной сегрегации. С ним нахожу что-то наподобии общего языка.
— Идем, — киваю в сторону, где все тачки побросали. — Отвезу тебя домой.
— Я на велосипеде приехала, — тянет заторможенно как-то.
Не раздумывая, загребаю ее ладонь еще раз и веду к Куллинану.
— Сейчас твой велик заберем, и поедем.
Все приехавшие на велосипедах разместили их в одном месте, и Алиса сама не помнит, как выглядит одолженный в Гостинице.
Уговариваю ее, мол, пусть координаторы передадут оставшийся велик кому-то из нас потом. Ну, мы же в одном отеле живем.
Миллион лет не жил в столь паршивом месте, как Гостиница, и я из тех людей, кто к ностальгии не склонен.
В тачке молчим.
Сейчас дотащимся до отеля, а там разойдемся по номерам. И все — потом опять над каждым пунктом биться в Доме Культуры.
Консультации лучшего юриста в этой практике мне не только 3 куска в час стоили. А бессонных ночей, которыми он вдалбливал в меня хоть что-то пригодное для устного воспроизведения моей персоной.
Понятно теперь многое, а толку-то? Боевая фея не отступит.
Съезжаю с дороги на поле какое-то ровное, и торможу.
Дополнительный свет в салоне не врубаю.
У меня за ноздрями жар перегородку коптит. Так хочу повернуться всем корпусом и на нее смотреть. Зубы сам себе расшатываю.
— Пункт два один два три в доке, — делаю вид, что окрестности рассматриваю. Вечерние окрестности пустого поля. Когда ни черта не видно, то очень интересно.
— Что пункт два один два три? — поводит Алиса плечом. Какая же она… упрямая.
— Хочешь его получить?
Глава 10 КУЛАК
Молчит.
Нерешительно заводит, и я оцениваю. Знаю, что смягчать умеет она.
— Ты, кажется, уже предлагал мне что-то.
Тяну раздраженными ноздрями воздух, а то после адовой давки тяжело надышаться надолго. И тут в тачке явно с кислородом резко проблема образовалась.
— Хочешь или нет?
Не злюсь, но грубо наваливаю.
Боюсь смелость потерять. И момент.
Боюсь вот этот момент утратить.
Как потерял ее ладонь в давке. Надо было крепче держать. Но крепче — это уже косточки в ее ладони надломить.
Алиса поджимает губы.
— Какая разница, хочу или не хочу. Гарантий нет.
Умеет оскорблять, когда захочет. Типа мое слово ничего не стоит. Гнев прямо-таки булькает в горле, но подавляю первую волну, чтобы подрезать второй — помягче.
— Ты все не въезжаешь в эту ситуацию. Здесь вообще один гарант. Это я. Захочу построю. Захочу не построю. Через меня решать все надо.
Она смотрит внимательно на меня. Мазня черная осыпалась на щеку, видимо, с ресничек ее. А я бы все слизал, когда съел бы ее всю. Держусь за руль клешней.
— Ты первый раз это делаешь, Кулаков. Если ты будешь действовать привычными методами, но дров станет больше, чем до этого.
— Ага. Ну, значит, зайду на вторую попытку. Здесь вопрос насколько ты хочешь этот долбаный пункт два один два три. Сейчас.
Глядим друг в друга так напряженно, что воздух вот-вот наэлектризуется. А я со спичками обращаться не умею.
— Что ты предлагаешь? — мрачно интересуется Алиса.
Невольно срываюсь взглядом на ее белую майку. Алиса точно дышать стала чаще. У меня язык еле во рту поворачивается. В тачке тихо, и на поле — тоже, а внутри меня в ураган все сворачивается. И кружит, кружит…
Мать твою, скажу или нет.
— Покажешь грудь если. Полностью. То считай, пункт два один два три — твой. Построю новый детдом при новых трещинах.
Выдаю спокойно для себя, даже ровно.
Алиса, от оцепенения и потрясения, тоже сидит ровно и спокойно.
Секунд пять где-то.
— Ты… ты… пьяный что ли постоянно, Кулак? — она в натуре задыхается от возмущения. — Да я… Как ты себя это представляешь? И… Ты издеваешься, да?
Она тянется к дверной ручке, но щелкаю ключем я быстрее. Все выходы блокируются.
Алиса во все глаза сначала смотрит на опущенный замок у стекла, а потом — на меня.
Какая же она… Поселилась у меня в башке. Везде. Снаружи. Внутри. Утопаю в попытках отследить все.
— Представляю я это нормально. Майку твою за секунду стянуть можно.
Ее щеки точно розовеют. Это разливает у меня внутри столь аномальное количество тепла, что мне не по себе на мгновение становится. Откуда это тепло берется, хрен его знает. Эти гребаные Васильки — один сплошной первый раз.