— Что это тут у нас, — шепчет Кулак, вываливая и прощупывая мою грудь.
— Прекрати, — для вида возмущаюсь и съезжаю ниже по кровати, в попытке убежать от настырных прикосновений.
— Не прекращу.
Целуемся током, будто в себя электричество вбирая; а если разомкнем контакт — то оно вырвется на свободу и разойдется огнем на все четыре стороны, вычерняя копотью километры и километры.
В тоже время Кулак мякоть моей груди старательно массирует и подло дразнит соски. А я ему, наверно, весь затылок расцарапала до крови, и каждая последующая резь от ногтей нравится ему больше и больше.
Встречаемся глазами уже, когда он несдержанно овладевает мной. И снова — погружаемся в нечто умиротворенное. Где все оглушающе тихо-тихо, потому что вселенная только вот-вот возникла.
Он меня за шею всей длиной руки к себе прижимает и закачивает таким ритмом, что боюсь глаза открывать.
Я прикусываю плоть его лица, потому что нет шансов дотянуться до чего-то другого. И потому что он меня так сжал и так входит в меня, что я в ответ не могу поучаствовать!
Не хочу голосить опять, но забываю об любых запретах, когда на лицо уже волосы от пота налипли. Даже невольно ударяю Кулака по ноге, когда он останавливается, но тут же охаю, потому что нажим лишь ужесточается.
Он повторяет опять свою мантру — маленькая моя, маленькая моя — и я стараюсь что-то промычать в ответ.
Топаю в душ в его номере.
Еще блин надо что-то придумать с предохранением. И Васи какое-то странное отношение к этому.
Не хочу давить, ибо чую… тонкий лед здесь. Иногда мне кажется, что у него какой-то ограниченный опыт в сексе. Сложно по полочкам все разложить. Общее впечатление такое. Не то чтобы у меня присутствовал грандиозный опыт… Просто чувствуется необычным для подобного мужчины, как Кулаков.
В глубине души надеюсь, что это правда. Я, конечно, об этом никогда не узнаю. Но сама мысль о такой возможности заводит меня, будто другим человеком подменили.
У него загруженный день, поэтому договариваемся встретиться в кафе ближе к ужину. Совещание в Доме Культуры он отменяет.
И сканирует меня взглядом своим пытливым, когда про кафе заявляет. Мол, типа соскочу или нет. Видимо, собирается меня там прямо посреди столовой разложить.
Я хихикаю, напредставлял реакцию окружающих, а он хмурится. Клятвенно обещаю, что встретимся в кафе и на подъеме эмоций предлагаю потом погулять.
Теперь подозрительно зыряет!
Бога ради, да я переживу раскрытие сей великой тайны! Тем более, мне не понравилось сколько вчера людей не скрывали, что считают его виновным в моей пропаже.
Без телефона — как без рук.
Хорошо хоть номер перекупщиков у меня записан в блокноте, как и несколько важных номеров.
Теперь задача позвонить им откуда-то и чтобы вспомнили меня с нового номера.
У Миры Никоновны, к сожалению, нет никакого старого ненужного телефона для временной замены. Но она дает мне позвонить. Из всех людей в Васильках рискну связываться со скупщиками только через ее телефон. Мира догадывается о моих денежных затруднениях, поэтому… она меня поймет, если что.
Уговариваю скупщика сюда приехать прямо завтра, потому что продам ему бриллиант за двадцать процентов. Еще у меня приличная золотая цепочка с собой есть — продавать ее не собиралась — но придется.
Благо, скупщик меня хорошо помнит. Говорит, раз такое, пришлет кого-то, но не из столицы. Обещаю ему, что чуть позже еще продам добро приличное. Это чистая правда. Ни к чему мне эти цацки надаренные.
Выискиваю Ваню, потому что наслышана уже, как вчера Кулаков по нему прошелся. Ничего, его столичное Величество еще получит от меня гневный пинок за свое поведение.
Эх, сердце сжимается, когда вижу как Ваня рад меня видеть. Хоть и скрывает, бесенок.
— Теперь знаю, что не ты те записки писал, — улыбаюсь ему.
— Точно не я! Ты что! Я бы тебе все в лицо сказал!
Ага, ну-ну.
— Что там, как малярство идет? Не надоело? Помощь нужна, я, кстати, умею!
— Ты? — смотрит с таким сомнением, что я смеюсь.
— Я, ага. Ты еще много не знаешь обо мне, мой юный падаван.
Он хмурится на незнакомом слове. Наверно, не знает, что такое «Звездные войны». А должен знать.
Выхватываю взглядом уголок книги за целлофановыми пакетами, где вещи его бесформенной кучей скинуты.
— Читать любишь?
— Нет! — протестует, как черт в раю. — Это… это для подставки. На страницах кушаю!
Ох и врунишка кое-кто.
— Сергей Степанович что ли тебе тарелки не дает?