Огорчаюсь, узнав, что Вася в столице. А про Ваню они ничего не слышали.
Телефона моего у них нет, и сейчас придумают, что могут мне предоставить.
Странные они несколько. Или может моя башка еще не отошла.
— Мы уже позвонили вашей подруге, Мире Никоновне. Она координаты оставляли.
Сразу веселею. Хорошо знать, что кто-то додумался. Не дуюсь на Вася, конечно. Не ожидала, что он тут на полу поселится в ожидании, но мог бы хотя бы в Васильках тусоваться.
Кукую в палате, попивая манговый сок. Вкусно так, слов нет. Чувствую также, что похудела точно на несколько килограмм. Ликую! А то в последние недели с боровом, что сам хомячит тройными порциями, начала уплотняться. Он меня реально закармливал.
Первым обнаруживаю, что прошло не два-три дня, как мне казалось, а чертовых десять дней.
В шоке смотрю на дату бесплатной Васильковской газеты. Тут на тумбе куча собралась, видимо, каждый день свежую приносили. Вот это сервис.
В душе еще теплится надежда, что мой телефон спасли.
Так, нужно будет внимательно мои анализы изучить и диагноз посмотреть, потому что… больше недели прошло?!
А потом я газету разворачиваю.
И сердце мое, ставшее бумажным, разворачивается тоже. На сотни сотней тонких слоев, почти до невесомости, истончаясь до исчезновения. Нечему больше биться. Растворилось.
На передней странице черно-белая фотография торжественного открытия стройки спорткомплекса.
Мэр, Егор Лин, незнакомый мужчина и Василий Кулак.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
В палату проскальзывает Мира Никоновна. И каким-то сверхъественным образом я поднимаю на нее глаза, а они без слез.
Пока здороваемся и улыбаемся, то да се по мелочи, смотрю иногда на газету.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
Поклялся мне. И обманул. Даже не дождался моей выписки. Ну, в этом-то и дело. Что же может Алиса Чернышевская поделать, если в беспамятстве валяется.
Десять дней. Господи!
Почему так долго? Никогда не думала, что со мной такое приключится.
— Мира, скажите, пожалуйста, а где Ваня? У Сергей Степановича? Можно от вас позвонить? Извините, опять пристаю, но телефона нет.
Она продолжает улыбаться, но пересаживается по-другому, меняя позу на кровати. И соринки под ногами рассматривает.
— Не думаю, что у Сергея Степановича. А ты еще никому не звонила?
Мотаю головой, закусывая губу.
— Ну, он вполне может быть с Кулаковым. — Она медленно набирает воздух в легкие. — Особенно после того, как ему выдвинули обвинение.
— Как? — заикаюсь я. — За что ему обвинение выдвигать? Вася же в другом месте находился вообще.
Смотрю в газету, и хочу испепелить подлую фотографию. У мерзостей не должно быть портрета.
— Нет, — она качает головой, — обвинение выдвинули Ване.
Да у меня язык намертво примороженным к небу ощущается. Поэтому и не могу двигать им. Хочу вырвать его, как отравленную еду из желудка.
— Что? За что! Он же ребенок!
— Да, — печально говорит Мира. — Но ему четырнадцать. По закону это допустимо.
— Но за что?!
Мира опять отводит нежные голубо-зеленые глаза и поправляет светлые волосы в старомодной прическе.
— Я подробностей не знаю, Алиса. Ты… лучше с Кулаковым поговори. Я так поняла, вы решили пожениться?
Мне смешно на мгновение становится. Пожениться! На обманщике и подлом предателе!
Эх, наверно, для этого и разыгрывал комедию с женитьбой.
Какая-то часть осознает, как меня уносит не туда. Но пыльный, дымящийся комок боли царапает мне легкие. И круг за кругом, плевра рвется и кровит, рвется и кровит…
Хочу их выкашлять вместе с сердцем.
Обнаруживаю, что на руки мне падают слезы, потому что чувствую горячие капли.
— А что… что со спорткомплексом?
— Уже открыли, строительство полным ходом идет, — приободряется, будто радостную новость сообщает. — Он еще больше будет, скорее всего.
— А как же голосование громады? Если… если…
Не могу слово выговорить. Застряло. Хочу сказать «стадион».
— Не переживай, — кладет она свою ладонь на мою, — все прошло нормально. Проголосовали уже, хоть и быстро все случилось.
Но как… можно устроить голосование так скоро? Только если оно подставное. И купленное.
И Устав ведь лишь наполовину готов.
Меня, видимо, до сих не вырвало, только потому что нечем рвать.
Надо выпить больше сока фруктового.
Чтобы стало чем рвать.
Я пью, и на газету смотрю. Потом рот тыльной стороной ладони вытираю, и решительно откидываю простынь.