Да, жарко сегодня, несмотря на то, что вечер уже в воздухе улегся.
— Да не найдете, — невесело смеюсь. — А ты со мной всегда договориться сможешь.
Заворачиваю вместе с ней во двор уже археологического музея.
Она теряется в шагах немного, когда я перед ней прямо всей тушей выплываю.
Ее легкий испуг меня щипцами раскаленным сдавливает. Стараюсь в пространстве меньше стать, но и в глаза хочу заглянуть.
Локон опять на лицо спадает, усталым движением руки она отводит его и пот убирает.
Не нравится мне это, блядь! Почему измученная такая? Знал ведь, что больше в больнице лежать надо было. И ножка еще не зажила.
— Пожалуйста, покинь территорию, — абсолютно спокойно и миролюбиво говорит она и даже пытается мне улыбнутся. Но не выходит. Не выходит у нее улыбаться мне!
Я взрываюсь и ключи ей в руки толкаю. Алиса охает, и непонимающе на меня смотрит.
— Договоришься со мной или нет? Давай!
— Нет, конечно!
Даю ей обойти, связка снова с большого пальца у меня болтается.
Она еще несколько шагов делает, а я на дне барахтаюсь. Потому что это то, куда она меня забросила. Или оставила. Может, я всегда здесь парализован был, просто отсутствие воздуха не замечал.
И на дне в легких водоросли застряли, и крюком каждое мгновение их из меня вытягивает вместе с гнилью, что на месте сердца осталась червей внутри кормить.
— Я и другие куплю, везде! Везде, где договоришься. Время не гони впустую!
Она оборачивается, нахмуренно рассматривая меня.
Что-то внутри где-то простукивается, когда Алиса неуверенно за край платья пальцами впивается. Горло льдом теперь дерет.
Но она одергивает себя и глаза отводит. Собирается снова разворачиваться.
Швыряю ключи на потрескавшуюся дворовую плитку, прямо между нами.
— Придется поднять, если хочешь зайти. А мне плевать, — покачиваюсь на месте, ладони в карманы просунув. — Мне плевать-то на ключи и что там и вообще на здание. Могут неделями тут лежать. Пока не поднимешь их, обманщица.
Глядит на ключи неподвижно. Ветер пыль приносит, а не прохладу. Она осторожно приближается к связке и поднимает с плитки. На меня не смотрит.
— Спасибо, — тихо говорит и уходить собирается.
Бросаюсь к ней, как безумец. За руку не хватаю, а прикасаюсь тыльной стороной ладони к хрупкому изгибу локтя.
— Алиса! Ты… ты зачем это сделала? Ты куда идешь?
— Отстань! — вдруг зло она кричит и платье одергивает. — Ну что еще?
— Еще — это все! Чем это ты здесь занимаешься! Нафига тебе музей? Ты же ожоговым собиралась заниматься.
— Не твое дело, — рычит она и в грудь меня толкает. — Ты свое получил, а теперь иди наслаждайся.
— Наслаждаться?! Ты в фантазиях живешь! Будто все тебя обидеть хотят. Но я тебя не обижал! Это ты меня с землей сравняла опять.
— Да, — задушено говорит она и зажимает рот рукой, — да.
В дверях перепрыгиваю через турникет, потому что у нее карточка есть, а вахтерша меня не пускает.
Алиса резко разворачивается, наконец-то осознав что я не отстану. Это хорошо. Потому что я не отстану. Не знаю, что будет. И что делать буду. Но она будет со мной разговаривать, мать вашу!
— Я вызову полицию, если ты будешь продолжать в здании музея.
— Вызови, будь добра, — хрипло отзываюсь и издевательским оскалом морду кривлю: — Не могу дождаться.
— Что конкретно ты хочешь? — также хрипло говорит она. Опять в глаза не глядит.
— А ну посмотри на меня.
Она губы поджимает, и отворачивается в сторону.
Мне дурно становится, как вспоминаю, что губы сочные можно было целовать и захлебываться. Сколько угодно тогда зализывал. Но столько моментов упустил, когда мог чаще мять. Нет, дальше ничего без этого не будет. Меня не будет и ее не будет. Ничего. Либо вернемся, либо все.
— Посмотри на меня, я сказал, — рублю жестко и плечо заходится нервом, желая прокрутиться.
Алиса попросту уходит, а я у входа остаюсь гореть. Не знаю, сколько стою тут. Вахтерша из стеклянной кабинки испуганно выглядывает, когда голову поворачиваю.
На обратном пути тоже турникет перепрыгиваю.
В квартире стопорю себя час за часом. Зачем ключи отдал, да и еще так? Совсем отупел с ней. Теперь нечем давить. Унизил ее, хоть и заслуживает. Она заслуживает. Просто не буду наблюдать больше, как она унижается. Не хочу и не буду!
Никуда больше не сунусь. Все. Этот поезд уехал. Даже не смотрит на меня. Подняла клятые ключи, будто ей все равно, что я гадость замыслил. Я ей проектом смиренного благородства не буду! Где оплеуха хотя бы!
Слишком красивая сегодня. Я не вывезу завтра.