– Небольшая поправочка, Николас: я виноват только в том, что меня не было рядом. А умереть я и так не против: без Оливии жизнь не имеет смысла.
– Тогда зачем было приходить сюда и спрашивать о её любимой вещи, если ты хочешь умереть? – ещё более зло произнёс Николас Онейро. – Что за хитрый план ты и твой брат…
– Я один, – резко прервал его я. – Так что, у вас остался хотя бы тот белый кот, которого она с собой таскала в ночь, когда я её вам вернул?
План был прост: если это была любимая игрушка Оливии, то с помощью неё я возможно смогу что-то отследить. Или тело или…
Нет, если бы она была жива, я бы чувствовал: в сердце по прежнему пусто, словно его никогда и не было.
– Что ты сказал? – потрясённо выдохнул отец Оливии, отстраняя нож от моей шеи.
Глава 31. Джулиан
– Держите её подальше от эльфов, – скучающим тоном начал цитировать я свой мини-монолог той ночи, но охотник меня перебил.
– В этом нет нужды, но…
– Мистер Онейро, я не убивал вашего Майкла или как там его. Меня подставили. Скорее всего ведьма Сесиль Клеман, которую сейчас разыскивают, но утверждать этого я не могу. Вы могли бы поделиться со мной материалами этого дела?
Николас пристально посмотрел на меня, затем кивнул.
– Можете пройти к моему компьютеру, советник, и открыть папку 12794.
В мгновение ока я оказался около его стола и лёгкими движениям пальцев ввёл продиктованный номер. Увидев фотографии, я хмыкнул.
– Вам смешно, советник?
– Нет, – торопливо сказал я, разглядывая укусы на охотнике. – Удивляюсь тому, насколько неаккуратная работа была проделана. Да, укус похож на мой, но вот стиль…
1810 год, Париж
Андреа посмотрела на меня широко открытыми голубыми глазами, когда я отстранился от её шеи, чтобы ещё немного поиграть с ней.
– Джулиан, ты… – её голос задрожал и оборвался.
– Что? – шепнул я, приблизившись к её лицу с намерением поцеловать девушку, но она отпрянула.
Мои губы слишком сильно испачканы в её крови?
Я широко улыбнулся и, слыша её ускорившееся сердцебиение, положил руку ей на сердце. Её грудь соблазнительно качалась от частых вдохов, но меня интересовало исключительно то, как долго я смогу держать её в живых рядом с собой и не пить кровь.
Пока что она протянула дольше всех – целых несколько дней я сдерживался и не трогал девушку до сегодняшнего дня: уж слишком голоден я стал за несколько дней. Выкрал её после бала, но это так, пустяки: она сама хотела, чтобы мсье Ревиль обратил на неё внимание. Хотела – получила. Пусть наслаждается моим безраздельным вниманием к ней.
– Испугалась? – мягко спросил я, другой рукой заправив белокурый локон в растрепавшуюся причёску девушки. – Я тебя не обижу, просто мне нужно ещё немного твоей крови, чтобы набраться сил, Андреа… Но сначала поцелуй.
Девушка громко выдохнула, снова очарованная мной, и поцеловала меня. В какой-то момент я спустился с поцелуями к её шее и, снова почувствовав голод от нескольких капель крови, попавших на язык, забыл о намерении заняться с ней любовью. Я чувствовал только потребность убивать, и от немедленного убийства девушки меня остановила только одна мысль.
Ведь можно убить её красиво, во время того, как она будет кричать от двойного наслаждения: одно от секса, второе – от эйфории от долгого укуса.
Можно ли считать жалостью то, что я так и сделал? Возможно.
Когда Андреа издала свой последний слабый вздох, я втянул её запах в последний раз, желая запомнить этот аромат на всю оставшуюся жизнь: вдруг что-то пошло не так и она обратится.
Надо будет как-нибудь повторить. Мне понравилось, а вампир внутри меня не переставал бушевать от подобного пиршества и требовал сразу же помчаться на новую охоту.
Угомонив внутреннего зверя, я принялся подчищать следы произошедшего: отнёс труп девушки глубоко в лес и закопал его. Тоже глубоко. Чтобы в Париже не поднялось паники и все мои кормушки-балы разом не закрыли.
Это же так красиво, когда грациозная прекрасная девушка изгибается в твоих руках на танцах, потом – в постели, а затем ты отнимаешь у неё жизнь и не чувствуешь ничего, кроме радостного волнения.