– Это разве не может подождать? – недовольным тоном спросила Каролина.
– Нет, миледи, не может, – твердо ответила Марта и еще одной влажной холодной тряпицей вытерла ей лицо.
Каролина оттолкнула ее руку. Она чувствовала себя грязной и липкой от пота, а когда поднесла руку к волосам, ей захотелось заплакать. Они превратились в настоящий колтун. Ей казалось, что пройдет еще много недель, прежде чем она вновь станет такой, как прежде, блистательной и неотразимой.
Суматоха и беспокойство вокруг нее постепенно улеглись, и Каролина вновь смежила веки, не обращая внимания на перешептывания служанок, остававшихся в комнате. Она услышала, как кто-то упомянул суп, и проговорила громко и отчетливо:
– Да, суп, пожалуйста.
Дверь открылась и закрылась, после чего, благодарение Господу, воцарилась тишина. Но, лежа на кровати, она вдруг уловила настолько густой и прелестный аромат, что не удержалась и открыла глаза. Точнее говоря, она приоткрыла один глаз, поскольку перед этим зарылась лицом в подушку. Ей показалось, будто она увидела мужскую фигуру, стоящую рядом с ее кроватью. «Должно быть, я сплю и все это мне пригрезилось», – подумала она. Или же это был всего лишь проволочный манекен, скрученный по форме ее фигуры, который она держала в гардеробной. Она как раз работала над своим последним портновским шедевром, когда недуг подкосил ее.
Каролина оторвала голову от подушки, дабы воспользоваться преимуществом обоих глаз. Выяснилось, что это никакой не манекен, не галлюцинация и не призрак. Совершенно определенно, у ее кровати стоял Задница Алусии, умильно улыбаясь и глядя на нее сверху вниз. В руках он держал фамильную бабушкину вазу, полную желтых благоухающих цветов.
– Я вам не помешаю? – вежливо осведомился он, словно оба находились на послеобеденном официальном чаепитии или же только что вышли из церкви по окончании службы, а теперь неспешно прогуливались по тропинке.
Какого дьявола он делает в ее спальне? И почему он держит в руках цветы? Ей удалось приподняться на локте и окинуть его долгим взглядом с головы до ног.
– Вы что же… Вы теперь живете здесь постоянно? – неуверенно осведомилась она. От Бека можно было ожидать чего угодно.
Он рассмеялся в ответ:
– Нет, но обитаю поблизости. Я снял номер в «Кларендоне».
Каролина убрала руку и вновь уткнулась носом в подушку.
– Это невероятно, – проворчала она в мягкую наволочку, после чего перевернулась на спину. – И что же, вы торчите здесь все это время?
– Все время?
– Те два дня, что я была больна.
– Нет. Но время от времени я заезжал к вашему брату, чтобы справиться о его здоровье. Он сильно тревожился о вас. И с момента начала вашего недомогания прошло отнюдь не два дня – полагаю, сегодня пошел четвертый день дежурства у постели умирающей. Но вы продолжаете бросать вызов судьбе.
Что-то здесь было не так.
– Четвертый день? – повторила она. – Это невозможно.
Повернув голову, она посмотрела в окно. Сквозь щель в портьерах в комнату пробивался тусклый серый свет. Может ли такое быть? Неужели она действительно так долго была больна? Господи милосердный, ноги, наверное, полностью отказали ей. Она представила себя сидящей в инвалидной коляске, которую толкает Холлис.
– Это вполне возможно, леди Каролина. И вновь хочу повторить, что вы произвели настоящий фурор.
– Что вы имеете в виду? – Она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
– Разве вы забыли о том переполохе, что неоднократно устраивали в Хеленамаре?
Она ненадолго задумалась и признала:
– Я и впрямь надевала несколько потрясающих платьев.
– Я не это… речь шла… – Он покачал головой.
– А это еще что?
Он взглянул на букет, вазу с которым по-прежнему держал в руках.
– Цветы.
– Да, но… вы принесли их мне?
Он уставился на букет с таким видом, словно пытался вспомнить, зачем вообще они ему понадобились.
– Они для… да. – Он встретил ее взгляд. – Я принес их вам.
– О боже! Должно быть, вы действительно испугались, что я могу умереть. А теперь наверняка потребуете от меня извинений за то, что я не оправдала ваших ожиданий, но… не дождетесь.
Уголок его рта дрогнул в кривой улыбке.
– Я наверняка сочту, что вы стоите на пороге смерти, если извинитесь хоть за что-либо. Вы можете сесть?
– Разумеется я могу сесть, – с раздражением заявила она и храбро попыталась принять сидячее положение. Но усилие оказалось чрезмерным.