Дойдя до спальни, девушка остановилась и сняла ботинки. Нет нужды будить Маргарет, которая проводила с Розалиндой последнюю ночь перед возвращением супруга.
Что же, спрашивается, она скажет дедушке? Если бы она отказалась обольстить Кристофера, то он потребовал бы ее мгновенного возвращения и проинструктировал бы Риса взять ее миссию? Хотя он не был Ллеуэллином и не имел такого же доступа к королю, Рис был более чем способен убить вампира. Но тогда остается вопрос с пророчеством…
Присмотревшись в темноту, Розалинда услышала медленное и слабое дыхание Маргарет. Если бы она была умна, то, возможно, они смогли бы найти способ убить вампира… прежде, чем, в конце концов, поддадутся искушению уложить друг друга в постель.
Кристофер убрал грязные и засохшие лепестки роз с колен и прислонился к стволу ближайшего дерева. По крайней мере, соблазн в лице Розалинды исчез, и он может концентрирования на миссии. Он облизал губы, пробуя ее сладость. Затем представил ее рот на его груди, животе, его члене…
Инстинкты разом проснулись от ощущения шепота над головой, и он оглянулся, затем посмотрел вверх, на листву деревьев. Что-то столь же легкое, как паутинка коснулось его шеи, и он замер. Он знал, что здесь никого нет, но также знал, что не был один. Кристофер вдохнул аромат померанца, и его пальцы медленно опустились к ножнам кинжала.
— Фы может слышать меня, кровь моей крови?
Пугающий шепот звучал лишь в его голове. Кристофер закрыл глаза, и сконцентрировался на странно знакомом акценте.
— Да, — пробормотал он нерешительно. — Я слышу вас.
Ощущение злорадного удовлетворения заполнило разум.
— Почему фы охотитесь на меня?
— У меня нет выбора. Вы нарушили правила, изложенные Советом вампиров.
— Но фы не хотит навредить мне.
— С чего бы этому быть правдой? — прошептал он. — Я не знаю, кто вы.
Мягкий смех взъерошил волосы, падающие на шею.
— Фы знает меня. Мы — семья.
Кристофер обернулся, но за спиной ничего не было — лишь эхо женского смеха раздавалось в его голове. Он дрожал, на лбу проступили бисеринки пота. Что во имя всех святых с ним происходит?
Со стоном он упал на колени, ударяя кулаками о землю. Вампир говорила с ним, и она казалась ему до боли знакомой. В ее голосе были те же самые мягкие интонации его испанского детства, его матери …
Он оглянулся на дворец, затем наклонился поднять кинжал, который валялся на земле. Он понятия не имел, как оружие оказалось там — не то чтобы лезвие ему чем-то помогло. И не могло помочь, ведь не мог же он вырезать себе ножом способность думать.
Его детский страх угрожал прорваться через железные тиски памяти. Всю жизнь он боялся чего-то вроде этого, и теперь оно, наконец, настигло его. Но теперь он был мужчиной, не ребенком, и лишь от него зависит, использует ли он правду мудро, или продолжит убегать от этого.
Кристофер начал молиться: сначала он запинался, но затем слова стали четче и более утешительными, чем он, возможно, когда-либо себе представлял.
Глава 11
— Кто-то скоро будет и он очень спешит.
Поняв лаконичные слова Риса, Розалинда подняла глаза и увидела, как из тумана, окружающего древний лес, появляется всадник, и он смотрел прямо на них.
Все происходило незадолго до рассвета. Земля была тверда и скована морозом, как и сам воздух, которым они изо всех сил пытались дышать. Рис достал свой кинжал, и Розалинда сделала то же самое. Она объехала вокруг, чтобы встретить угрозу лицом к лицу, а затем расслабилась.
— Сэр Кристофер.
— Да, — ответил Рис. — Кажется, он не может оставить нас в покое, не так ли?
Приблизившись, Кристофер снял свою черную шапочку в знак приветствия и присоединился к прогулке.
— Доброе утро вам обоим. Я приношу извинения за то, что прерываю вашу прогулку, но я должен сообщить кое-что важное.
Рис поглядел на Розалинду и кивнул.
— Мы можем пройтись до края того поля и поговорить там. Я сомневаюсь, что нас увидят в этом тумане.
Розалинда бросила еще один беглый взгляд на лицо Кристофера. Ей было трудно сопоставить этого сурового мужчину с улыбающимся волшебником, который танцевал с нею в большом зале. Он скрывал свои способности почти так же, как она, пряча силу и уязвимость за доброй маской общительности.