— Вот живут! — попыхивая сигаретой, сказала Ляхова, кивнув на красочный разворот со всевозможными невиданными у нас товарами, — А тут в этой засранной стране за дешевые колготки да фирменную помаду нужно собственным телом расплачиваться.
— Не прибедняйся! Финны платили тебе тряпками и магнитофонными кассетами, — усмехнулся Ушастик. Он сидел на краю письменного стола и делал из чистого листа кораблик. Кораблик не получался, он комкал его и бросал к корзину, брал из кожаного бювара другой лист и начинал все сызнова — Да и на другое не скупились.
— Уважающая себя проститутка за границей швырнула бы им эти кассеты в рыло! — сказала Длинная Лошадь. — Там долларами да марками рассчитываются.
— Это зависит от товара… — хихикнул Павлик. — И у нас есть красотки, которые валюту гребут лопатой.
— На что ты намекаешь, ублюдок? — метнула на него злой взгляд Алла. — Да у меня отбою нет от разных жлобов…
— Именно жлобов, — не уступал Ушастик, — а приличные мужчины тебя стороной обходят…
— Где они, приличные мужчины? — фыркнула Лошадь — Я что-то их не вижу.
Алисе вдруг стало скучно, она бросила взгляд на молчаливо сидевшего Никиту и подавила зевок. Что нового она услышит от них? Подобные перепалки были у них и раньше. Утешать Павлика и Аллу было бы глупо, да они и не нуждаются в этом. Наказание они получили не такое уж и строгое. Не в тюрьму идут на отсидку, а в лечебницу для наркоманов. Может, и отучат их потреблять наркотики. Павлик по натуре мямля, всегда смотрел в рот Никите, а вот Ляхова — эта может и не поддаться. После десятилетки она поступила в медучилище, закончила его, поработала с полгода в больнице и попалась на хищении наркотиков, за что ее оттуда с треском и вышибли. С тех пор она и ведет такой образ жизни. И палец о палец не ударила, чтобы изменить его. Алке главное, чтобы были мужики, было выпить и закусить, а за наркотики — оказывается, она к ним пристрастилась еще в училище, — готова вообще на все. Алла единственная из них по-настоящему кололась. Если всех их иногда мучали сомнения, особенно в часы «кумарита», то есть наркотического похмелья, то Длинную Лошадь — никогда. Ей нравилась такая жизнь, даже хвасталась, что счет мужиков, с которыми она переспала, перевалил за вторую сотню. Когда ей напоминали про СПИД, отмахивалась, мол, через пять-десять лет, как утверждают ученые, половина земного шара будет заражена СПИДом, так стоит ли думать об этом? Рано или поздно все равно умирать, а отчего — это не имеет значения. В рай она уже не попадет, а в аду не спрашивают индульгенцию об отпущении грехов…
— Я узнавал, — заговорил Павлик, — нас больше полугода в профилактории не продержат, а два года условно… Это ерунда, главное, что в тюрягу не упекли! Я этого больше всего боялся…
— В тюрьме бы тебя, Ушастик, рецидивисты-гомосексуалисты быстро опетушили…
— Опетушили? — непонимающе наморщил белый лоб Никита — Как это?
— Ну, сделали бы педерастом, святая ты простота, — усмехнулась Алла.
— Ты-то, конечно, нигде не пропадешь! — бросил не нее презрительный взгляд Павлик.
— Отдохну хоть от всех вас… — Ляхова взглянула на Лапина. — Ну а ты, попик, что нам на прощанье скажешь? Может, воскресную проповедь прочтешь? Мол, Бог терпел и нам велел.
— Никита будет за нас молиться, — кисло усмехнулся Павлик, почесав скомканным корабликом свой толстый розовый нос.
— Я пришел с вами попрощаться, — мягко заметил Никита. — Грешили-то все вместе… Чего уж там! И на мне есть вина.
— Ты уже отмолил свои грехи, — вставил Павлик, — А я… — он бросил взгляд на Аллу, — а мы… Этот профилакторий, я слышал, тоже не рай. Охраняют, и все такое.
— Ты меня в свою компанию не записывай, — бросила хмурый взгляд на него Лошадь. — Я на свою жизнь не жалуюсь. И там, в «санатории», не пропаду. Думаете, там лечат? Да наплевать всем на нас! За деньги и в лечебнице все что угодно можно достать. И выпивку, и травку. О морфине я уже не говорю, он есть в любом лечебном заведении.
— Проповеди я вам читать не буду, — сказал Никита — Каждый ищет дорогу к Богу сам… Я вот нашел, а почему вы не сможете?