— Зачем драться-то? — с трудом шевеля языком, промычал мужчина. Он, привалившись спиной к разобранной тахте, уже чуть осмысленнее смотрел на Уланова.
— Заткнись, ублюдок! — обронил тот, вглядываясь в глаза Алисы. Да, он видел у нее такие далекие, чужие глаза с туманной дымкой. Видел тогда, когда впервые встретился с ней. Алису накачали наркотиками. Он бесцеремонно взял ее левую руку, засучил рукав тонкого свитера и увидел три маленьких синеватых пятнышка с дырочками — следы шприца!
— Я не хотела… они насильно меня… — с трудом проговорила девушка. — Они делали со мной, что хотели! Кололи, заставляли пить. Мне все было безразлично… Боже мой, как голова болит! Увези меня отсюда! Тут такой скверный запах… Пахнет покойником.
Он гладил ее по рассыпавшимся спутанным золотистым волосам, верхняя губа у нее была поранена или укушена, сквозь сгустившуюся синеву в глазах сочилась смертельная тоска.
— Врет, сама умоляла, чтобы ей дали уколоться, — усмехнулся Лева Смальский. Он уже сообразил, кто это, но не мог понять одного: как Уланов узнал, что Алиса здесь, за сорок километров от Ленинграда?
Николай медленно подошел к нему, одной рукой за ворот затрещавшего свитера приподнял на воздух, заглянул во влажные глаза:
— Мразь! Я тебя сейчас…
— Не надо, Коля, — услышал он голос Прыгунова, — Сейчас приедет наряд милиции, составят протокол.
— Ей плохо, — сказал Николай, переводя взгляд на Алису, уронившую растрепанную голову на руки. Локти ее попали в коричневатую лужу от пролитого пива, а прядь волос опустилась в высокий стакан. Он разжал руку, и Смальский мешком шлепнулся на ковер. Подобрал ноги и немного отполз к тахте. Оттуда он с любопытством смотрел на Прыгунова.
— Ба! Наш комсомольский секретарь! — криво усмехнулся он, — Чего этот тип распускает руки? Я ему не оказывал сопротивления. И вообще, я тут сбоку припеку… Приятель попросил подбросить до дачи с этой… Рыжей Лисой!
— Заткнись, Прыщ, — устало сказала Алиса. — Рыжей Лисы нет. Она умерла… А вот зачем ты живешь?
— Ты что, не просила наркотика? — визгливо заговорил Лева. — На коленях умоляла…
— Где наркотики? — поинтересовался Прыгунов.
— Какие наркотики? — сообразив, что сморозил глупость, нагло сказал Смальский, — Я ничего не знаю.
Выехали они из Солнечного лишь через два часа: дотошный высокий лейтенант в полушубке составил протокол, допросил Алису, обоих похитителей, дал показания и Уланов. Лишь Прыгунов, переговорив в сторонке с лейтенантом, ничего не подписывал. Алиса, бездумно глядя перед собой, сидела рядом с Николаем, Алексей сосредоточенно вел машину. Заснеженные деревья мелькали с обеих сторон, иногда открывался залив с беспорядочным нагромождением сверкающих, как лезвия мечей, торосов, на некоторых понуро сидели вороны.
Прыгунов ехал, не нарушая правил, из приемника лилась спокойная мелодия. Мелодия тридцатых годов, когда еще не было электронных инструментов и хриплых, безголосых бардов.
— Коля, увези меня в деревню, а? — тонким голосом попросила Алиса — Там так чисто и бело.
Уланов поймал в зеркало заднего обзора сочувствующий взгляд Алексея. Ему хотелось ответить Алисе поласковее, но вместо этого он вздохнул и пробормотал:
— Надо было придушить этого подонка…
— Это все Турок, — отчетливо произнесла Алиса. — Он попросил их отомстить мне за то, что я «продала» его следователю… Из-за меня ему якобы лишний срок «навесили». Я слышала, они говорили об этом. Они хотели меня держать на даче долго, чтобы я снова привыкла к наркотикам… А потом… потом вышвырнуть на панель! Так Прыщ сказал… Им и в голову не могло прийти, что ты их найдешь здесь. Если бы не девочка… Забыла, как ее звать…
— Ты умница, ты все сделала правильно, — гладил ее по голове Николай.
— А второй, здоровенный, почему-то называл меня профурсеткой и говорил, что после нескольких порций «джефа» я стану не Лисой, а ласковым котенком.
— Алиса, постарайся не думать об этом, — подал голос Прыгунов.
— Я знала, что ты ищешь меня, — она хотела улыбнуться Николаю, но вместо этого губы ее задергались, глаза наполнились слезами, и она уткнулась покрасневшим носом в его плечо.