– Отец, – прошептала она, поднимая голову. Он пришёл за ней, значит ли это, что её мучения скоро закончатся? Или они уже закончились, и все они – она сама, Анри, Анжелика и так неожиданно очутившиеся в подвале отцы-мушкетёры – уже мертвы?
Осознание вернулось лишь тогда, когда д’Артаньян стал развязывать верёвку, – вернулось острой болью в затёкших запястьях. И Жаклин поняла, что она жива – ведь мёртвые не могут испытывать боль, не так ли?
***
Очевидно, Фортуна всё-таки сопутствовала им – иначе как объяснить то, что все они остались живы и, если не считать раны Рауля, нанесённой кинжалом, целы и невредимы? Молодой граф, пусть и был очень бледен, решительно заявил, что сможет продолжать путь и не останется в стороне от основных событий. Таким образом, в дальнейший путь они отправились ввосьмером – мушкетёры и их дети.
Жаклин подумала, что она навсегда запомнит этот краткий миг счастья, когда они все неслись по залитой солнцем дороге, и дети не могли наговориться со своими отцами, насытиться их словами, впитать их, как воду. Но он закончился, этот миг, очень быстро, как и всё хорошее, и на дороге перед ними, как из-под земли, появился капитан Леон.
Тогда Жаклин решила, что она его ненавидит – за попытки поймать детей мушкетёров, за то, что он не захотел спасти её из подвала (хотя разумом она понимала, что у капитана для этого не было ни возможности, ни причин), за то, что сейчас препятствует им. Она не разделяла весёлости отцов-мушкетёров, не понимала их смеха и быстрым движением выхватила шпагу из ножен.
– Отец, позвольте, я его заколю! Мне надоела его мерзкая рожа!
Едва произнеся это, она поняла, что совершила ошибку – Леон расхохотался:
– Она не казалась вам такой мерзкой, когда вы целовали меня, верно?
– Что? – вскинулся Анри.
– Целовала? Когда? – ахнула Анжелика, зачем-то спрыгивая на землю, и даже измученный Рауль, казалось, был удивлён. Что касается Жаклин, то она вспыхнула и готова была уже соскочить с седла вслед за Анжеликой, но её остановил отец, казалось, совершенно не удивлённый словами капитана:
– К сожалению, один из нас – его отец! – шепнул он и усмехнулся, довольный изумлением дочери. Жаклин ахнула громче Анжелики, но пока она пыталась что-то сообразить, дочь Портоса уже всё решила. Она метнулась к капитану и, прижимая к груди морду его лошади, стала умолять послушать д’Артаньяна и уйти с дороги. Жаклин, немного придя в себя, закатила глаза... и в изумлении распахнула их, когда Леон спешился и отошёл вместе с лошадью в сторону, напоследок крикнув путникам что-то насмешливое.
Позже Жаклин пережила ещё несколько неприятных минут, рассказывая спутникам про поцелуй. Она не знала, что её смущало больше – что она утаила это от друзей или что отцы-мушкетёры, пребывая в бесплотном состоянии, всё видели.
Друзья восприняли её рассказ по-разному. Анри как будто помрачнел, притих и отъехал в сторону, больше не участвуя в общем разговоре, Рауля её история просто позабавила, а вот Анжелика... В её глазах загорелся нехороший огонёк, и она, подъехав к Жаклин поближе, начала с жаром обсуждать капитана Леона.
– А он не так уж и плох, верно? – спросила она, наклоняясь с седла. – Он храбрый – выехал в одиночку против всех нас!
– По-моему, просто дурак, – буркнула Жаклин и покосилась на отца. Он сказал, что один из мушкетёров – отец Леона: правда это или же шутка? Она взглянула на отца совсем другими глазами, подумала о его долгой жизни, о множестве женщин, с которыми он встречался, внимательнее пригляделась к нему... и решительно отмела эту мысль. Но если не её отец, то кто же тогда? Арамис – и тогда Леон – убийца собственного отца? Или же д’Артаньян сказал первое, что пришло в голову, лишь бы остановить дочь?
– Он упорный, ведь он выследил нас до самой таверны и забрал-таки сокровища! – тем временем вдохновенно продолжала Анжелика.
– С помощью де Круаль, – добавила Жаклин и посмотрела на подругу. – Ты так его хвалишь, что можно подумать, будто ты влюбилась в него!
– Что? Я? О нет! – и дочь Портоса звонко рассмеялась. – Я всего лишь хочу сказать, что он не так уж плох, верно? Смел, хорош собой, – тут Жаклин хмыкнула, – прекрасно ездит верхом, прекрасно фехтует... И потом, вы с ним целовались, – добавила она уже совсем бессвязно, но Жаклин поняла, к чему она клонит, и вспыхнула пуще прежнего.
– Ты думаешь, я в него влюблюсь? – она увидела, как лицо Анжелики озарилось надеждой, и разозлилась ещё больше. – Да ни за что! Только в романах смертельные враги влюбляются друг в друга.